|
титул
|
Опять вторник
— Ну, какая-то из них — точно его, — раз в пятый сказал Генчик, облизывая губы.
— Да задолбал ты, урод мохнорылый! Его, его... — грубо отозвался Вован. — Пойди и посмотри.
— А че это я идти должен? Будет выезжать, увидим. Тут дорога-то одна.
На стоянке перед офисом стояли три иномарки. Причем две из них были "саабы". Из-за этого спор и разгорелся. Но выездная дорожка и вправду была одна. Так что номер они увидят.
Злобные Серегины размышления прервал телефонный звонок. Шульгин снял трубку.
— Привет, Серега!
Шульгин промолчал.
— Что не отвечаешь, невежливый, что ли? Или крутой?
— Ты кто? — спросил Шульгин.
— Это тебя не гребет. Ты в лифтах любишь кататься? Знаешь, как это опасно?
— Страшное дело — согласился Шульгин.
— Во-во. Так что, Серый, слушай мою мысль. Твой друг-покойничек дал тебе пакетик. Мы давай с тобой встретимся и ты мне его по быстрому отдашь. И будешь в лифтах спокойно ездить — вверх, вниз, вверх, вниз.
Неизвестный на том конце провода посмеялся собственной шутке.
— Он у меня дома, — сказал Шульгин. — Я его захвачу и где встретимся?
— Бля, приятно иметь дело с умным человеком. А говорят, всех поубивали. Короче — сейчас шесть часов у нас. Это тебе так, для общего развития. Ты там яйца не отсиживай, а гони домой и сиди там, понял? Мы часов в... ну, может в десять, а может в одиннадцать вечера подъедем, хреновину эту заберем и все. Ты нам не нужен, не ссы. Дошло?
— Да понятно уж. Значит, я вас жду дома. Мне этот пакет на фиг не нужен... Я в эти игрушки не играю.
— Ну и молодец. Сиди дома, не гуляй. А то придет, блядь, серенький волчок... Смотри, никуда из дому. Мы проверим.
— Да я никуда не собираюсь, честное слово.
— Я тебе верю, братан. Некуда тебе собираться. Ну давай. Трубочку клади аккуратненько, и вперед!
Шульгин положил трубку и пошел к выходу.
С того момента, как он услышал этот милый голосок, все сомнения пропали. Да, в общем-то говоря, никаких особых сомнений не было — просто поначалу прожитые в покое несколько лет упаковали душу в уютную серую паутину. Если не практикуешься регулярно в переводе ближних из разряда теплокровных в разряд окостеневших, то как-то отвыкаешь от привычки к душегубствам. А если за всю жизнь ты такой привычки так и не приобрел, так и отвыкать не от чего. Сразу после службы Шульгин был постоянно готов к отражению агрессии, направленной на него и был готов сам проявить агрессию. А с течением времени, конечно, отошел. Гражданская жизнь, особенно жизнь неплохая, отучает от постоянного напряжения.
Лень появляется, нежелание перемен. Резких движений делать не хочется. А сейчас будто внутри что-то затикало, стал Шульгин пустой и холодный, злой и жестокий. А думал-то, что все эти танцы с саблями и без оных навсегда уже для него закончились. Когда боевики смотрел, брюхо почесывая, посмеивался, уже на себя не примерял — как бы тут половчее из-за угла прыгнуть, да верхнюю часть головы оторвать супостату.
Ух, как все вернулось. Казалось бы, что такое полтора года боевой и политической подготовке по сравнению с остальной жизнью? Фигня. А смотри, как ретивое заиграло, адреналин прямо литрами в кровь выделяется.
Хорошо, подумал Серега, я поеду домой.
— Вон, смотри. Смотри, — возбудился Генчик, — мужик какой-то вышел. Может это он?
— Да сдохни ты, тихо! — зашипел Вован, — узнаем!
— Как же мы Ветру позвоним? — не мог успокоиться Генчик.
— Не свети хлебалом, — Вован прикрыл лицо рукой, с зажатой между пальцами сигаретой.
"Сааб" медленно проехал мимо, вывернул на улицу и неожиданно быстро рванул в сторону центра. Номер был нужный.
— Он! Он! — Генчик резко развернул джип и никак не мог вклиниться в поток машин. Как назло, ехали какие-то «форды» с мигалками, какие-то «скорые помощи».
— Да давай ты скорее! Тормоз! — орал Вован, — уйдет же!
Наконец Генчик плюнул на все и внаглую повернул. Вован, глядя в зеркало заднего вида на злобные лица водителей оставшихся сзади машин, довольно ощерился.
— Давай резче, Генчик, вон он! — "сааб" был еле виден.
Каким-то чудом Генчик сократил расстояние между ними.
— Во блядь, гонит! Мудак, — выругался он, — ну ничего, сука потная, доездишься сегодня.
Тут впереди, мелодично позвякивая, остановился трамвай и оттуда бросились на проезжую часть пассажиры. Генчик, не останавливаясь, только снизив скорость, поехал прямо на людей. Те метнулись в стороны, беззвучно из-за дорожного шума матерясь, Генчик орал на них во все горло:
— Пидарасы!!!
Через двадцать минут "сааб" припарковался во дворе двадцатидвухэтажного дома, Шульгин скрылся в подъезде, а Генчик, заглушив двигатель, перевел дух.
— Ты лучше тоже во двор заедь, — сказал Вован.
— Во двор? — Удивился Генчик. — Зачем во двор?
— Там как раз никто не допрет, что мы за ним пасем, — пояснил свою мысль Вован. — Типа стоим себе и стоим.
— Книжки читаем, — засмеялся Генчик, — че ты раньше молчал?
Он отпустил сцепление подрагивающей ногой и медленно въехал во двор. Джип остановился рядом с "саабом".
— Вот теперь он никуда не денется, — сказал Генчик.
— Ты, — повернулся он к Вовану, — А если он раньше выйдет, чем Ветер приедет? Че тогда делать?
— А я знаю? Пошел я Ветру позвоню по-быстрому.
И Вован исчез в поисках исправного телефона-автомата.
А Генчик уселся поудобнее, потрогал нагревшийся под курткой ТТ и закурил.
Лишь бы он сейчас не вышел, как заевшая пластинка, крутилась у него в голове паническая мысль, лишь бы этот гад сейчас не вышел!
Войдя в квартиру, Шульгин машинально включил автоответчик и бросил на диван тяжелую сумку с оружием, нетерпеливо прищелкивая пальцами. Первые два сообщения прослушать не удалось — звонивший бросал трубку, не дожидаясь длинного сигнала, после которого ему соответствовало излить наболевшее в искусственное шульгинское ухо. А вот потом... Выкладывая из сумки содержимое, он услышал голос брата, Пашки, и замер в полусогнутом состоянии, как варан над добычей.
— Серега, — сказал Пашка, — я все понимаю, мы так давно не общались. Но у меня довольно важное дело. Если у тебя будет возможность, перезвони по телефону... — Шульгин быстро записал — я там буду через час. Пока.
Следом пошло второе. Тоже Пашка, чувствуется, поддал, гад.
— Алле, Серый! Это твой брат Пашка. Я сейчас сижу по телефону... — Шульгин снова хотел записать, да понял, что это тот же самый номер, — я тут еще посижу, конечно. Но я тут в непонятках, ты вообще в Москве, или нет. А мобильного твоего номер я посеял. Короче я позвоню еще, попозже. Кстати, у меня такая проблемища возникла, жуть. Пока, пока.
Шульгин призадумался. Так, следующее:
— Серый, голубь мой, ты как, дома уже? Али не добрался? Или трубку не снимаешь? Серый! Ау! Ты, смотри я перезвоню, если ты опять трубку не снимешь, я обижусь. Жди, и мы приедем.
Так, это тот же самый дурачок, что в офис звонил. Ладно, последнее:
— Серега, привет, это Пашка. Я тебе дозвониться не могу, дома тебя все нету. Слушай, у меня конкретная проблема, я клянусь. Не шучу — вопрос жизни и смерти, блядь, я не знаю что делать даже. Это не шутка, Сергей! Я к тебе приеду, буду ждать тебя, возле дома. На квартиру мне не звони, там засада. А больше пока некуда. Я позвоню еще. Я тебе сам позвоню. Ну пока.
По голосу было ясно, что это не очередные заскоки любимого младшенького. Серега в сердцах сплюнул — ну куда ему приезжать, самое время. Надо же — одно к одному. Какие у него могут быть проблемы? Наехал кто? А по какому поводу, интересно? Опять, что ли, мудель, с кредитками фальшивыми налетел на крутованца какого-нибудь? Или с квартирой геморрои... Ну, будем надеяться, что ума хватит еще позвонить. Надо же, зверь на ловца бежит. Хорошо, если он перезвонит, договоримся, где, я с ним потом встречусь, сюда ему приезжать не стоит. Совсем не стоит сюда приезжать.
Шульгин быстро набрал номер, который записал после первого сообщения. Никто трубку не брал. Да... Похоже на Пашку.
Так, последнее сообщение когда пришло? Блин, десять минут назад. Совсем чуть-чуть разминулись.
Ну хорошо, а теперь займемся инвентаризацией оружия и боеприпасов.
Серега стал извлекать из сумки на божий свет арсенал, одолженный Мишей.
Ижмашевский «Бизон-2» — сгусток отечественной военно-промышленной мысли в два с половиной килограмма весом. Странные, однако, вкусы у бандитов. Нет бы, «калашников» какой... Хотя, если на этот «Бизон» сзади глянуть — вылитый АК.
Вытащил кевларовый броник.
И на десерт — пара «фенек». Которые наверняка не понадобятся. Но, всяко ведь может дело повернуться.
Вроде бы и негусто, подумал Шульгин. А чего ты хотел-то, трезво оборвал он сам себя, гранатомет и реактивный ранец?
Ох, не и ввязался я... Вернее, меня ввязал этот урод, Романов. Сейчас завод кончится, что я буду делать? Бухнуть, что ли, маленько?
Шульгин вытащил из бара бутылку «Johnny Walker», хотел вытащить стакашек, но тот за что-то зацепился в пахнущей алкоголем глубине, Серега плюнул, и хорошенько глотнул из горла.
Виски вспухло внутри горячим шаром, мгновенно выступила легкая испарина на висках.
Да, вспомнил Шульгин, я же пистолет забыл. Он вытащил из внутреннего кармана куртки завернутый в пластиковый пакет «Глок». Легкий, зараза, подумал Шульгин, даже не оттягивает. Это потому, что корпус на две трети из пластика. Замечательная вещь — шестнадцать патронов в обойме, а легче снаряженного «макарова». Можно очередями пострелять при желании и для пущего шуму.
Любовно разложив на диване собранное и готовое к употреблению оружие, Серега наконец вытащил из двенадцатого тома Большой советской энциклопедии пресловутый пакет, он же толстый конверт, и аккуратно надорвал его. Внутри он нашел толстую пачку документов. После беглого осмотра стало ясно. что будучи в данный момент в Австрии, или в Германии, или в Швейцарии и даже во Франции, Серега в любой из этих замечательных стран в течение пары часов стал бы миллионером.
— Номерные счета — сказал Серега своему расплывшемуся коричневому отражению в двери шкафа, — замечательное изобретение. Отражение согласно потрясло рукой. — А Петруша гнал в кабаке — сканирование глаза, клонирование мозга...
Тут Шульгин вспомнил, что Петровский говорил о семи миллионах. По документам же выходило — три с половиной. Значит, не успел, не успел все в тот хитрый банк перевести, или не захотел. Теперь уж не узнаешь, да и охоты большой нету.
Шульгин удивился — на что, интересно, Петровский рассчитывал — что Серега, как полный идиот, повезет через границы и кордоны какой-то конверт, в его, так сказать, первозданном виде? Ну ладно, его тоже можно понять. Может он действительно хотел все по последнему техники обставить, только немного не успел, не все перевел. А теперь жить становится гораздо опаснее. Грибанов знает, что документы у Шульгина, Грибанов знает, что любой нормально выглядящий человек по этим документам может деньги получить. И нормально выглядящим человеком Грибанов считает себя.
Поэтому приедут скоро товарищи, ласково с Серегой поговорят, потом продырявят в разных местах и уйдут.
А, собственно говоря, что, хуже стало? Все как и было, только приз появился, денежный, крупный. И... Стало, стало хуже! Раньше только один свихнувшийся Романов маячил во врагах, а теперь — крутой весь, как гора Джомолунгма, Грибанов. А орлов у него много, у Грибанова. И все меня извести хотят. Блин, вот дерьмо!
Тут уже не до Пашки, в смысле, нельзя ему появляться тут, и времени нет с ним возиться. Надо дать ему денег, и пусть валит из города, не маленький. Переждет в Питере, потом разберемся.
А может, и мне сейчас — не играть в героя, а взять, и свалисть. Дождаться пашкиного звонка, объяснить ему все, сесть в тачку... А если меня перехватят, где-нибудь в районе Бологого? Ну а что делать? Надо рисковать. Или на поезд сесть, только не в Питер...
Шульгин глотнул еще. Так, давай разберемся, а то все бегаешь, как заведенный. Если я предполагаю, что меня могут тормознуть по дороге, или ссадить с поезда, значит я предполагаю, что за мной следят. Может и в квартире глазки с жучками есть? Это похоже на паранойю. В каком-то фильме я это слышал. Блин, вся жизнь на фильм похожа на фильм, неожиданно расфилософствовался Шульгин, наверное виски поспособствовало, вся наша жизнь — кино, когда мелодрама, когда комедия, а сейчас — боевик, мать его.
Да что я разнюнился? Ну, было хорошо, сейчас плохо, надо побиться, чтобы было снова хорошо. Мужик я или не мужик, царь я или не царь?
Серега глянул на разложенное на диване оружие.
В общем, варианта два — либо валить, либо что-то делать с проблемами. Ждать дома бессмысленно — как в клетке. Нужно передвигаться. Как можно отыскать этого ублюдка? Только через Грибанова. А как подступиться к Грибанову? У бандитов, что ли, помощи просить? Теперь есть, чем заплатить. А что, не самая плохая идея. В одиночку много не навоюешь. Сейчас выловлю Мишу, что-нибудь ему расскажу интересное. Так, главное — не суетиться.
Задание — выжить, как советовал Юлиан Семенов своему любимому герою. Если даже и свалить, что, потом никогда в Москву не приезжать? А родители? Если Грибанов так завелся насчет этих денег, он же будет меня вытягивать за любые ниточки. Да и вообще, человека вычислить достаточно просто. Что же мне, пластическую операцию делать? И Леру уговорить, и предков тоже?
Так что, нужно решать возникшие вопросы. Нужно позвонить дядьке и Мише. Дядька умный, депутат, все-таки. Может, через него как можно к Грибанову подобраться, может, посоветует чего.
Может в органы родные обратиться, пришла к Сереге запоздалая мысль. Может и стоит, сейчас вот дядьке позвоню, посоветуюсь, там видно будет. Кстати, появилась отличная возможность решить раз и навсегда свои финансовые проблемы. Хотя их и нет особенно, фирма деньги приносит... Так можно вообще не работать, ха-ха!
Ну кто откажется от трех с половиной лимонов баксов, которые ничьи уже. Мертвым деньги не нужны, это наукой доказано. Семьи у Петровского, слава богу, нет, а Витькиной жене и пацану (а вернее, пацану и жене) можно и из Швейцарии штук триста прислать. В Швейцарии даже удобней такими делами заниматься, чем, например, в России. Тут довольно сложно кому-нибудь 300 тысяч долларов прислать. Заебёшься марки клеить.
Ну ты смотри! Какой сегодня день богатый на события!
Так, сколько у нас? Полседьмого.
Тут его мысли прервал звонок. Так-так.
— Алло, — произнес сакраментальное слово Серега.
— Дома уже? — все тот же поганый голос, — ну, бля, ты орел. Быстро летаешь. Чего-то недосуг нам к тебе переться. Высоко, скучно. Ты нам вынеси пакетик.
— Куда? — спросил Серега.
— Магазин там у тебя под домом есть, хозяйственный. Небось заходил сегодня, засовы да щеколды покупал, а, Серый?
Неизвестный мудак снова похихикал.
— Так вот, без десяти двенадцать мы тебя там ждем, понял? Напротив выхода. Понял?
— Понял, — сказал Шульгин, — буду.
— Будь.
Трубку бросили.
Ну ладно, граждане бандиты. Чего-то вы меня путаете. Пожалуй никуда я не пойду. Мой дом, как говорится, моя крепость. Хотя... Стрелять не будут, если даже и к магазину подойти. Они же не уверены, что пакет у меня. А вдруг я его спрятал. А один дурак спрячет, семерым умным не найти. Они у меня поспрашивать заходят.
Серега набрал номер Тишкова, занято. Вот болтает по мобильному, хорошо, когда служебный. А то тут «Билайн» счет присылает, волосы на голове шевелятся. И не только на голове.
Где же все-таки Пашка, снова озаботился Шульгин. Значит, должен еще позвонить.
Ну, если он не позвонит! А ведь, скорее всего, не позвонит. Да и лучше бы и не звонил, какие бы у него там проблемы ни были, все ж, наверно, пожиже, чем у меня, подумал Серега. А сюда ему ехать...
И Шульгин пошел в туалет. Потому как природа, мать наша, она всегда свое берет.
— Ну что, дозвонился? — нетерпеливо спросил Генчик у Вована, когда тот шумно ввалился в джип.
— Ну! Едет уже, — отрапортовал Вован, — кричит, вы тут без меня ничего не делайте, я приеду, все скажу.
— Офигительно! — с облегчением сказал Генчик, — а если он выйдет раньше?
— То вы его тогда по голове, типа, отоварьте и меня ждите, — пояснил Вован. — Какой то он странный был… задучмиво вспомнил он.
— Загашенный? — спросил Генчик.
— Обдолбленный, что-ли…
— Ты, а он ширяется, наверно. И бухать с нами не стал. — Генчик выбросил в окно окурок, стараясь попасть в пробегавшую мимо собаку. Не попал, собака оказалась круче. — Точно, торчит, на герыче, скорей всего. Я на таких насмотрелся, враз могу отличить.
— На герыче? Это че, героин? — спросил Вован.
— Ну! А че, сильно он обдолбленный был?
— Откуда я знаю, — возмутился Вован, — просто какой-то не такой. Заведенный какой-то.
— Точно, герыч. От него знаешь, как прет — можно неделю не спать. Колбасит конкретно! Слушай, это ж дорого, герычем-то ширяться!
— Генчик, — сказал Вован.
— Ну и ладно. Нам чего — сидим и ждем, — сказал Генчик.
— Прикинь, Вован, — окликнул он друга секунд через десять.
— Че?
— Круто — по пять штук баксов не за хрен. Да? А дальше — в натуре, сделаем это дело, поднимемся, а, Вован?
— Ты сделай сначала, — усмехнулся Вован.
— А че там делов-то? — замочить пару козлов, — сказал Генчик. — Да к тому ж Ветер сам с ними разбираться будет, скорей всего.
— А ты уже что, мочил кого-нибудь? — спросил Вован.
— Да год назад одного козла завалил, — начал Генчик, — помнишь, я на свадьбе у Ритки был? Так вот…
Если бы Генчик, или Вован, повнимательнее присмотрелись к рафику, который стоял на другой стороне улицы, они бы ничего особенного не увидели. И правильно, потому что в нем сидели люди, любящие свое дело. И этим замечательным мастерам своего дела не надо было идти и смотреть, какой там у "сааба" номер. Потому что они его знали. Четыре человека, и все бывшие.
Это что-то значит, товарищи.
— Ты ребят в джипе видишь? — спросил один из них другого.
— Вижу, вижу. Ты что думаешь, нас касается?
— Да нет, гопники местные.
— Ну и пусть сидят, черт с ними. Баб наверно ждут.
— Да, баб — это очень хорошо, — потянулся третий на заднем сиденье.
— Ну, с пивом — и все рассмеялись.
— ... я назад так отхожу, а он с топором на меня, блядь! Зарублю, кричит. Ну, я нож хватаю со стола и в него, пока он там уворачивался, я подлетаю, в пятачину ему — нанысь! Он сел, такой весь, я по горбу ему, потом по хлебальнику ногой...
И, прикинь, Вован, я бы его простил, а он говорит, ты, типа, чмо, туда-сюда, базар такой гнилой. И я беру этот топор, шварк ему обухом по кумполу. И все.
— А как ты отмазался-то? — спросил Вован, — свадьба же.
Генчик обиженно на него посмотрел.
— Так нажрались все. Я топор выкинул, а потом его нашли во дворе, типа с балкона упал. И все. Сливай воду.
Вован сидел, засунув руки в карманы куртки, лицо его ничего не выражало.
Пашку мотало. Леха держался получше, но и у него Москва перед глазами размазывалась в нечто феерическое. Огни фонарей выглядели как огненные кляксы.
— Нам. Надо. Поймать. Тачку, — сказал Леха.
Пашка согласно покивал. А может у него голова сама так делала.
— Ты бабки взял? — умудрился четко выговорить он. — я — да.
— Я — тоже.
— А оружие? (забрали у макса — дописать)
Леха замер, как вкопанный.
— Пошли обратно! Забыли!
— Если мы обратно пойдем, нас не выпустят. Это я тебе точно говорю. Никуда оно не денется. Я раз в их компании оказался в «Голодной Утке»... — икая, сказал Пашка.
— Что за «Голодная Утка»? — недоуменно спросил Леха.
— Кабачище такой, на Кузнецком мосту. Там бармены льдом в посетителей бросают, пиво халявное, грязища везде — кайф, в общем...
— А-а-а... — протянул Леха, — понял.
Они прошли метров сто.
— Ну и что? — спросил Леха.
— Что «ну и что»? — не понял Пашка.
— Про «Утку», — пояснил Леха.
— Да, про «Утку»... А, вспомнил! Я там зонтик забыл... Ну, не забыл, а в пакет положил Радику, помнишь Радика? Серьезный такой парень.
— Помню, помню... И что?
— А он потом мне этот зонтик отдал. Значит, и оружие нам тоже отдадут.
— Понял, — Леха действительно понял его потрясла пашкина логика. Надо же, пьяный-пьяный, а как излагает, собака.
Свежий вечерний воздух делал свое дело. Хмель немного выветрился. Совсем немного, если оценивать все выпитое сегодня, но достаточно для того, чтобы попробовать поймать тачку.
Что Пашка и стал делать.
Его усилия были тут же вознаграждены.
— Куда вам? — спросил густобровый мужик в клетчатой ковбойке.
— Алтуфьевское шоссе. Сколько будет стоить?
— Ну я не знаю... — начал свою песнь водила.
— Мы тоже не знаем. Сколько?
— Сто тысяч. Деньги — вперед,
— Поехали.
Друзья расселись — Пашка сзади, Леха — впереди. Получив купюру, водитель плавно тронул с места, не забыв предупредить:
— Ребята, если захотите поблевать, скажите, я остановлюсь.
— Ладно, — буркнул Леха. — Скажем.
Игрек лежал на диване и смотрел по кабельному каналу какой-то амеканский мультфильм. Плохо отрисованные зверюги на экране спорили друг с другом отвратительными визгливыми голосами. Как эти актеры озвучивают эту ахинею? Ведь взрослые люди, сидят в изолированной студии, рядом друг с другом и пищат, кряхтят, орут... Ну, каждому свое. Игрек отпил чаю и посмотрел на часы. Скорее бы день уже кончался. Завтра вставать рано, часиков в пять. На рыбалку, посмеялся Игрек, на крупную рыбину, да почти с острогой.
Это будет интересно, черт побери! Такого в Москве еще не было, подумал Игрек — бесшумная смерть настигла видного российского политического деятеля. Три раза ха-ха! И действительно — хватит взрывов. Хватит шуму! Люди устали и волнуются. Не надо их волновать, они занимаются общественно-полезным трудом, производят товары забесплатно. Не нужно тревожить их сон неприлично громкими звуками. То ли дело — арбалетная стрела! Вот это изыск, сразу чувствуется класс.
Надо бы еще черную метку на оперение приладить, — развеселился Игрек, совсем кино получится, мистика!
Он переключил на лругой канал.
Стоп!
На экране возникла миловидная ведущая.
— Нам стали известны новые подробности взрыва, произошедшего вчера поздно вечером в подъезде дома номер 192 по улице Павла Корчагина. Как вы уже знаете, установленным в лифте зарядом большой мощности были убиты генеральный директор «АО Аркон» и оба его телохранителя…
— Да. Вот с Витьком накладочка получилась, — сказал Игрек с некоторым сожалением. — А Бабичева, значит, в телохранители записали. Во как судьба неблагодарна, карабкался по карьрной лестнице, до начальника охраны дошел, а тут — телохранитель... Уж лучше бы Шульгин в телохранители пошел.
—… примут все меры для скорейшего раскрытия этого преступления. Начальник следственного отдела Московского…
Игрек включил другой канал.
—… и что тогда он сделал? — спросила чернокожая блондинка Елена Ханга у женщины со сжатыми изо всех сил коленками.
— Ну.. Я не могу сказать это при всех. Это такие… интимные подробности.
— Ну, мы тоже хотим знать эти подробности, — подзадорила ее ведущая. — Не держите это в себе.
— Да! — пропел Игрек, — мы тоже хотим знать эти подробности-и! Дас ист фантастиш ундер абдемахт!
Кузьмич, завидев подъезжающий «мерс» Тишкова, вышел из машины, пересек тротуар и скрылся в дверях ресторана. Депутату ничего не оставалось, как отправиться вслед за ним.
Сев к Кузьмичу за столик. Тишков недовольно сказал:
— Что это за шпионские страсти?
— Тебе надо, чтобы тебя со мной видели? — вопросом на вопрос ответил Кузьмич, — мне лично не надо. Потому что и меня могут заодно с тобой грохнуть.
— Как это — грохнуть? — опешил Василий Петрович.
— А как грохают? Бах — и дырка в голове. — Кузьмич насмешливо посмотрел на депутата и налил себе минералки. Пузырьки устремились в небо, но все исчезли в пасти Кузьмича.
— Ты на что намекаешь? — Тишков даже чуть привстал.
— Петрович, — сказал Кузьмич, ты совсем там у себя в думе плохой стал? Я разве намекаю? Я тебе прямо говорю — тебя заказали. Ты уже не жилец. Почти что.
Тишков налил себе в бокал «боржоми» и залпом выпил. Посидел.
— Ну, как я понимаю, ты бы меня не вызывал, чтобы попрощаться, — сказал наконец он. — Мог бы и потом придти, к могилке.
— Правильно мыслишь. Государственный человек, — съязвил Кузьмич, но посмотрел с изрядной долей уважения, — знаешь, кто тебя заказал?
— Грибанов, — неожиданно сам для себя сказал Василий Петрович.
Теперь настала очередь удивляться Кузьмичу.
— Так ты знаешь, — чуть ли не разочарованно протянул он. — А чего ж тогда...
— Да нет, нет, сейчас только допер. А как ты узнал? — спросил Тишков.
— Слухом земля полнится. В общем, приехал из Европы какой-то толковый фраерок. Слыхал, недавно взорвали этого, как его, ну с Грибановым дружбу водил…
— Петровский.
— Вот-вот, он. Так его тоже Гриб заказал. И выписал для этого дела какого-то мочилу импортного. Вот он и рванул этого Петровского. А теперь ему заказали тебя. Ты что побледнел так, водички выпей еще. Может поесть что-нибудь?
Тишков промолчал. Он-то знал, какого такого мочилу импортного выписал Грибанов.
— Ладно, ладно. Короче говоря, найти его как бы нельзя, но конец один есть. Посредник имеется между Грибом и этим парнишкой. Он тоже в Европе, в Германии живет. И вот, как только он сюда приехал, так и началось. А он с тем работает в паре, понял?
— Понял, хрена ли тут непонятного. Что мне делать, как думаешь?
Задергался, подумал Кузьмич со злорадством, то-то, это тебе не в Думе штаны протирать. Сейчас я тебя натравлю, на Гриба, он у меня как кость в горле, сука поганая, торчит. Ты его и кокнешь.
Тишков смотрел на него, просвечивающая между редких волос кожа головы наливалась красным.
«Как бы его инфаркт не хватил», — подумал Кузьмич и поторопился.
— У меня человечек есть у Грибанова. Он мне и капнул насчет этого убойца заезжего. Непростой совсем мужик. — сказал авторитет — он тебя везде найдет. Спецназ там, ГРУ-КГБ и тэ дэ и тэ пэ. Единственный способ — отменить заказ. Езжай к этому. Мирись.
— Да он мой лютый враг! — Чуть ли не крикнул Тишков.
— Тише, тише ты! Не в Думе, блядь, — вскипел Кузьмич. — Тогда ты его первый завали. — жестко сказал он.
«А, понятно, чего ты такой добрый», — подумал Тишков. «Хочешь моими руками конкурента убрать».
— А у тебя там нету никого... — спросил было Василий Петрович у Кузьмича, но тот непритворно замахал руками:
— Не-не, ты брось. Я тебя предупредил, спасибо скажи, а ты сам теперь. Я свою жопу подставлять не собираюсь. Она у меня одна и не хочу, чтоб четыре стало.
Говорить было больше не о чем.
— Спасибо, — сказал Тишков Кузьмичу, вставая.
— Ни пуха, — ответил тот.
— К черту, — машинально пробормотал Тишков и вышел на улицу. Тут ему стало так страшно, что он чуть ли не бегом припустил к своей машине.
Это только жестяным зайцам в тире безразлично, а живой человек мишенью быть не хочет. Мысли Тишкова лихорадочно толклись в голове, как пиявки в банке. Ох, пидор ты, Вадим Александрович, что же теперь, самому ружье брать и... или валить? Деньги есть, сейчас переодеться, следы замести и бежать... а Дума? А что Дума? Да пошла она на хуй, эта Дума! А дети, а семья?!
Вдруг появилась ниточка — Шульгин!
Точно, он мне не откажет, подумал Тишков, точно не откажет, он мужик порядочный. Да и родич, и обязан мне. А он может все такое — и Грибанова грохнуть, по крайней мере, что-нибудь посоветует, что-нибудь сделает. Сережка, Сережка должен помочь... Он же в морской пехоте служил, у него друзья всякие есть... Ой, ой, страшно-то как!
И Василий Петрович дрожащими пальцами принялся набирать номер Шульгина.
Игрек раскрыл ноутбук, подождал пока загрузится система.
— Must die, must die, this Windows must die, — пропел он, положив на стол пеленгатор. Соединив его с ноутбуком через последовательный порт, Игрек запустил «BodyQuest».
«BodyQuest» был простенькой программой. Сигнал, поступающий на компьютер через пеленгатор, накладывался на карту, обновляясь каждую секунду. В данный момент на дисплее была карта Москвы.
Обнаружив пульсирующую красную точку в районе Савеловского вокзала, Игрек понаблюдал за ней. Точка смещалась к северу. Но пока это Игрека не занимало. И увеличения масштаба карты ему пока не требовалось. Все работает, это хорошо.
Игрек подсадил маячок на машину депутата еще три дня назад.
Шульгин неторопливо поглощал яичницу с ветчиной, попутно глядя в экран телевизора, где жили, боролись и любили доблестные мужики и бабы из деревеньки «Санта-Барбара».
Виски в бутылке осталось на донышке, значит граммов триста Шульгиен принял. Чувствовал он себя отлично, спокойной, как и подобает настоящему герою. Чувствовал он себя так, что готов был справиться не то, что с одним Романовым, или Грибанов — один черт, а мог но справиться с целой ротой спецназа. Главное, чтобы их по-одному подводили, со связанными руками, хмыкнул Серега.
Пашка так и не позвонил, собака. Дай бог, если с ним все в порядке.
А времени все меньше и меньше. Все события должны в полдвенадцатого, не позже начаться. Сейчас — десять. Осталось полтора часа. Нужно что-то решать. У дядьки занято хронически. А нужно что-то решать, нужно что-то решать. Или валить, или оставаться. Валить? Ха-ха три раза! Пусть они валят, козлы.
Шульгин обмакнул кусочек хлеба в растекшийся желток и услышал звонок телефона.
— Алло — сказал он, нажав кнопку громкой связи.
— Сережа, это Василий Петрович! Ты дома?
— Дома, Василь Петрович, — сказал Серега, — я уже целый день дома, тебе звоню. Где ты бродишь, государственные дела одолели? Мне с тобой посоветоваться надо.
— Хреновые дела у меня, Сережа, — чуть не плача сказал Василий Петрович, — я сейчас рядом с твоим домом, вот поднимусь к тебе и все расскажу.
На тебе, ахнул Шульгин, и этот! Да что же такое творится? Заговор? Темные силы нас злобно ебут?
Шульгин нутром почувствовал, как время уплотняется. Он открыл рот. чтобы сказать дядьке — ко мне нельзя, но стало неловко, вдруг он подумает, что Шульгин — человек неблагодарный.
— Жду, — только Серега и сказал.
Грибанов смотрел по телевизору любимую развлекательную передачу «Сегодня», когда раздался звонок.
Это был Шестаков.
— Вадим Александрович, ребята от Шульгина докладывают, депутат там у него. Уже минут пятнадцать. Машина его во дворе стоит. Какие будут распоряжения?
Вот тебе новость. А, они ж родственнички какие-то. Да, упустил. Ну ничего, ничего. По крайней мере, проясняется. У Шульгина очко заиграло, вот он родственника и вызвонил. Да только не поможет он тебе, паря, самому бы кто помог...
Грибанов улыбнулся.
— Шестаков!
— Да, Вадим Александрович.
— Пусть ребята по плану действуют.
— Вас понял, конец связи.
Так прекрасно. Теперь закончим еще одно дельце. Давно у него не было такого хорошего настроения. Грибанов набрал телефон Артема.
— Артем, у меня такое есть вопрос, передай твоему ковбою: я хочу, чтобы второй до утра не дожил. Можешь сказать, это у меня такая настоятельная просьба. Сделаешь?
— Конечно, Вадим Александрович.
— Ну вот. Пусть он назовет свою цену. А как поговоришь, перезвони мне сразу. Я буду ждать.
|
