|
титул
|
Понедельник
Шульгина пробудил звонок — гнусный, как вой бормашины. Ночьи все телефонные звонки, гудки и пищалки звучат совсем не так, как днем, а по-особенному противно. Серега хотел было ногой повергнуть врага с тумбочки, но тонкая рука опередила его — Лера, пощекотав его грудью по спине, сняла трубку.
— Алло, — томным голосом сказала она.
Потом напряглась, машинально пару раз кивнула и передала трубку Сереге.
Тот, пока пристраивал ее к уху, подумал: или война, или фирма сгорела или еще какой геморрой.
Но это был не геморрой, это был родной дядя Тишков.
— Серега, слушай, прижми трубу к уху покрепче. Я Лерке сказал, что у тебя ЧП на фирме — проводку коротнуло, возгорание. Давай, быстро одевайся и выходи. Отъедешь на пару кварталов, увидишь мою машину. Дело действительно очень серьезное, понял? Все, жду.
Серега положил трубку и перевел взгляд на Леру. Та спросила:
— Ну что, может за компанию с тобой?
— Да на фига? Петрович сказал, особенно страшного ничего нет, но мне там быть нужно. Я через пару часов вернусь.
Он поцеловал теплую жену и вышел из спальни.
Лера задумчиво посмотрела на закрывшуюся дверь.
Мы любим друг друга, он мне не изменит.
Дядька ждал в своей навороченной 31-й «волге», родной у которой остались небронированные части кузова и эмблема. С тех пор, как в 86-м году Тишков стал народным избранником и занял кабинет в Белом Доме, он ездил на отечественной машине. Конечно, не будешь кричать — я на «волге», я — русский патриот. Но подразумевается, намек такой.
— Здравствуй, Петрович, что стряслось-то? — спросил Серега, когда дядька вышел ему навстречу, оставив в салоне водителя.
— Привет, Серега. В общем так. Романова ты забыть не успел, Игоря?
Шульгина перекосило.
— Вижу, на память не жалуешься. Так вот, он в Москве уже неделю, как мне сказали. Усекаешь?
— На дело приехал, да?
— Точно. Заказ дали. Те люди, что мне информацию дали, сами опасаются, как бы к кому из них этот придурок не пришел. Но, Серега, ты помнишь его слова. Большая вероятность, что он тебя достать попытается. А если захочет — у тебя шансов нет никаких. Вон, каких зубров валят. Да если человека захотел такой вот терминатор грохнуть, хрен уцелеешь. Бежать надо, Серега, и тебе, и Лерке, и Пашке. Танька с Андреем, слава Богу, далеко, я вчера разговаривал с Татьяной, сказала — нежимся, мол, на морском песочке, косточки греем...
— Во-во, пусть греют, — проговорил Серега, — вот же сука этот пидор Игорек. У него же башню снесло совсем, когда он в меня стрелял. А что он нес, мудак — сверхлюди, право имею — слыхал такую хуйню?
— Да слыхал, — досадливо отмахнулся Тишков. — Про деньги не спрашиваю, насчёт денег у тебя, тьфу-тьфу-тьфу, в порядке. Ты сделай так — сейчас Лерке наплети чего-нибудь, утром — в машину, заскочи на фирму, возьми бабки из кассы, сколько есть, и — в Питер. Оттуда позвонишь, если что — я помогу, само собой.
— Не буду я ничего ей плести, Петрович, — Шульгин закурил, — скажу, как есть. Хуля она, дура, что ли? Зачем ей мозги парить?
— Ну, это твое дело. Так, действительно лучше будет, если скажешь... — Василий Петрович помолчал. — Ты за Пашкой заедешь? Я ему позвоню.
— Заеду. Да сам я ему позвоню, что за детство.
— Ну ладно... Звони сам. Видишь как. А, хуйня война, главное — маневры, прорвемся, племяш.
Они несколько патетически обнялись и разъехались.
Лера проснулась, как только услышала скрежетание ключа в двери. Посмотрела на часы — прошло всего полчаса. Серега сохранять тишину не старался, прошел в спальню, сел на пол подле жены.
— Лер, произошла большая хуйня.
— А я догадалась.
— Молодец, умная девочка. Друг наш Игорек в Москве.
Леру перекосило так же, как и Шульгина двадцатью минутами раньше.
— Вот сука!
— Точно. Умеешь ты, Лера, облекать мысли в слова. Петрович посоветовал сваливать нам всем — и Пашке тоже. Давай сейчас сделаем так. Ты — собирайся, а я посплю, потому что с утра — в тачку, и в колыбель трех революций, мать ее за ногу.
— О кей, — согласилась Лера и выбралась из-под одеяла.
Пашка всхрапнул и перевернулся на другой бок. Спал он поперек кровати, застигнутый врасплох Морфеем.
Леха свернулся калачиком на диване и трогательно посапывал.
На столе стояли две недопитые бутылки с молдавским белым вермутом, который оказался явно лишним на вчерашнем празднике жизни. Хоть Пашка с Лехой и решили пить, как полагается — каждый из своей бутылки и из горла, но больше в них не влезло.
Компьютер работал, модем свалился со стола и тоскливо висел, тем не менее продолжая помигивать красными глазками — последним усилием воли Пашка поставил скачиваться финальный релиз 5-го «Фотошопа».
На мониторе куражился скринсейвер: свивались в стаи трехмерные трубы, разрушались и снова начинали клубиться. Вот коннект оборвался, послышались короткие гудки, потом набрался номер, модем закряхтел, и снова потекли килобайты краденого софта с пиратского эф-тэ-пэшника прямо Пашке на винт.
Звони, Серега, звони...
Шульгин в очередной раз выматерился, одной рукой уворачиваясь от безумных московских драйверов, а другой пытаясь набрать пашкин номер.
— На, — сунул он мобилу Лере, — набери Пашку.
Лера набрала.
— Занято снова.
— Вот урод. Опять в сети сидит, день и ночь, хрен дозвонишься.
— Можно подумать, ты ему каждый день звонишь, — поддела его Лера.
— Ну ты же ему звонишь, — оправдался Шульгин, — ладно, раз он дома, никуда не денется, заедем, захватим. А сейчас — за бабками.
Насчет бабок Шульгин немного погорячился. Как ему объяснил бухгалтер, вчера заезжал Петровский, и на неотложные нужды выгреб всю кассу.
Шульгин звонил Петровскому, дома того, конечно, не было, а мобильный вещал милым билайновским голоском — «Абонент не отвечает, или временно недоступен».
— Недоступен он! — в сердцах сказал Шульгин жене. — Слушай меня, женщина, слушай внимательно и не говори, что не слышала. Тебя кто-нибудь из ребят отвезет в Питер на машине. А я дождусь Петровского, к вечеру денег подвалят в кассу, возьму у Петруши «мазду» его запасную, захвачу Пашку и рвану к тебе.
Лера возражала, но Шульгин был непреклонен. Вот таким и должен быть настоящий мужчина, защитник слабых и угнетенных, покоряющий женщин гусарской выправкой и командым голосом.
Отправив Леру, Шульгин закрылся в своем кабинете. Объяснив жене свой план действий, Шульгин покривил душой. Конечно, деньги нужны, но он могу бы в течение двух часов одолжить у партнеров и друзей столько, что хватило бы на год жизни в Питере, и жизни хорошей. Конечно, брата Пашку нужно было отлучить от интернетовского дурмана и увезти подальше от Романова. Но Шульгин мог бы отправить к Пашке домой любого из шестерых охранников, и Пашка был бы через два часа в его кабинете, в каком угодно состоянии.
Шульгин не хотел никуда уезжать. И, когда Леру увезли, он ощутил спокойствие. И одновременно он ощутил злость. Надоел этот супер-пупер киллер Романов. Серега, конечно, не профи, в спецназах не служил, но и он лаптем щи не хлебал два года. Научили, замечательно. Спасибо армии родной. Конечно, против Романова ему тягаться практически бесполезно, тем более, что Шульгин — жертва, а Романов — охотник, вся инициатива у него. Но именно поэтому и нужно извести гада, так или иначе. Даже если угроза исчезнет, и долбанутый дружок укатит снова в Неметчину, он может в любой момент вернуться, а Тишков не всесилен. Сейчас Шульгин знает, предупрежден. Значит — вооружен. Даже, если Романов провалится и его арестуют или грохнут, потом появится другой Романов, не обязательно киллер, но тот, кто захочет подмять под себя. Что, снова бежать?
Серега не считал себя мачо. Но и в щеглах себя тоже не числил.
Подкачав себя морально, Шульгин решил вооружиться. В сейфе, в тайнике, в перегородке, лежал тот самый «Glok», который Серега прикупил....... Разрешения на него, конечно, не было. Надо, надо было озаботиться, дурная голова.
Ведь это не трудно в наше время — стать собственным телохранителем.
Затренькал телефон.
— Алло, — вежливо сказал Шульгин.
— Здравствуйте, многоуважаемый труп, — сказала трубка знакомым голосом.
Тема проснулся от телефонного звонка, посмотрел — сестренка звонит, снял трубку, спросил, зевая:
— Ленка?
— Тема, привет, — затараторила Лена, — слушай, я в шоке. Вчера этому козлу звонила, так он...
— Какому козлу, — не врубался Тема со сна, потянулся к стоящей на тумбочке банке с пивом, чуть плечо не вывихнул, сунулся отхлебнуть, чуть окурков не наелся. Не понял, подумал Тема, ни хрена не понял.
— Ну Пашке этому, я же тебе уже сколько рассказывала, который бабки взял у меня, помнишь?
— Ну и?
— Ну вот, я ему вчера сказала, что если ты, козел, в восемь утра деньги не принесешь, тебе плохо очень будет. А он не принес.
— Да?
— Тема, ты что не проснулся еще?
Тема рывком сел на кровати. В голове зашумело. Посмотрел на часы — половина девятого. Ветер только в одиннадцать заедет. Можно было еще час поспать. Накатила злость на Ленку — еще бы в шесть утра позвонила!
— Тебе че, не спится, — спросил он у сестры, — я вчера в пять утра лег, чего ты в такую рань трезвонишь?
Ленка начала всхлипывать:
— Тебе всегда все равно было, сестру твою кидают, а ты... Ну ладно...
— Э! Э! Погодь, — заволновался Тема, — ты че ревешь-то? Толком можешь сказать, что случилось?
— Я же тебе уже сколько раз говорила — Пашка Шульгин, одноклассник мой, взял деньги, две штуки у меня под проценты, два месяца назад уже. Брал на месяц и...
— Я понял, — набычился Тема. — Сколько просрочил?
— Месяц уже. Я вчера сказала — чтобы в восемь часов утра бабки были. Ну, ни ответа, ни привета. Звоню ему — никто трубку не берет.
— Какой телефон?
Ленка продиктовала.
— Адрес какой? — лаконично спрашивал Тема, корябая ручкой на журнале «Ом». Писалось плохо, потому что журнал был весь заляпан жиром и чешуей. Вчера в него воблу заворачивали.
Все-таки записав, Тема попрощался с сестрой и, раскидывая ногами пустые банки, отправился на кухню, к холодильнику.
Выудив из его холодного чрева полную банку «Миллера», Тема присосался к источнику жизни, раздумывая, как бы половчее уделать незнакомого ему пока еще Пашку. Злость, рожденная ранним подъемом, сконцентрировалась на этом козле, еще одном пидоре из множества пидоров, которые сами ничего делать не могут, только берут бабки, а потом ныкаются, да отмазываются по-гнилому. Типа, с нас взятки гладки. А вот хрен там! Это раньше нечего было с таких уродов брать, а теперь все нормально! Нету бабок, бери кредит под квартиру, отдавай долг, а на остальные — бухай, сколько влезет!
Тема гулко отрыгнул скопившийся в нем углекислый раз и ринулся в туалет. Ка-а-а-айф!!!
— Это ты, что ли? — спросил Серега, уже зная, с кем говорит.
— Это я, что ли, — подтвердил Романов. — А это ты, что ли? Что, женушку отослал, от греха подальше? Правильно, а то она меня как увидит, так течетвся...
— Да пошел ты на хуй, — сказал Шульгин, — у тебя, видать, с женщинами проблемы. Немецкую порнушку смотришь? За письку дергаешь себя?
— Шульгин, хватит пиздеть. Знаешь, зачем я тебе позвонил?
Серега молчал.
— Ссышь? Значит страшно. Правильно ссышь. Я тебя, старый друг мой ситцевый, на этой неделе вычеркну на хрен. А потом твоими всеми займусь. Предков не трону, а вот братца, ну и, конечно, Лерочку-конфеточку...
— А может я тебя вычеркну, Игорек? — осведомился Шульгин вкрадчиво. — Ишь, бля, развоевался.
Романова снова, как и порядочно лет назад, когда они дрались в песочнице покоробило спокойствие в голосе Шульгина. Это его спокойствие Игоря просто бесило.
— Ну, блядь, сучара, — прохрипел он в трубку, — сдохни.
Шульгин послушал короткие гудки и тут его пробил озноб. Вот как? Вот как? — крутился в голове риторический вопрос. Ну ладно. Будем биться значит. А что делать? Этот бык не отвяжется, не отстанет, пока ему промеж рогов из кумулятивного гранатомета не засадишь.
Но что делать с Пашкой? Серега посмотрел на часы. Ладно, сейчас позвоню, если до сих пор в Интернете сидит, заеду часа в четыре за ним. А сейчас — домой. Да, именно так. Не хрена конить.
Объяснив всем вокруг, как ему нужен Петровский, Серега взял машину своего коммерческого директора — тот вяло махнул рукой вслед — и понесся домой. Приехав, Шульгин закрыл дверь на все земки, навесил цепочку, положил пистолет на тумбочку в изголовье, — чистый Джеймс Бонд — повалился на кровать и, без лишних раздумий, заснул.
Пашка неловко повернулся, открыл глаза ошалело. Плечо затекло. Долбили застоявшийся в квартире воздух короткие звонки — программа глюкнула и модем никак не мог снова перезвонить. Негромко тикали часы, было уже светло. Пашка хотел посмотреть, сколько времени, но циферблата было не видно, нужно было вставать. Ссать хотелось, но терпимо. Пашка повернулся на бок и снова заснул.
Проснулся Леха — ошалевший от гудков. Сходил в туалет, по дороге со злостью вырвал модемный хвост из розетки. Блаженно улыбнувшись, упал на диван и тут же провалился в сон...
Тема со второй банкой пива уселся на кровать, почесал левую ногу правой, расправил на столике злополучный «Ом», выудил из останков вяленой рыбы недообсосанный плавник и, сунув его в рот, стал нажимать тонко попискивающие кнопки.
Набрав номер, он долго ждал, слушая длинные гудки и уже хотел было положить трубку, как оттуда раздалось замогильное «Алло».
— Паша? — вкрадчиво спросил Тема.
— Да.
— Паша, как твое здоровьечко?
В ответ пошло что-то неразборчивое. Тема еще больше озлобился.
— Ты, мудак, ты че, хуй там сосешь? Ты знаешь, кто это говорит?
На другом конце трубки молчали.
— Ты, бля, меня понимаешь? — уже орал Тема.
— А?
— Хуй на! Короче, я в час к тебе подъеду, насчет тех бабок, которые ты у Ленки брал. чтоб дома был, понял? Понял?
— Угу, — промычали в ответ.
Тема бросил трубку, выплюнул плавник, потер большой лоб и отпив добрую половину из банки, сказал:
— Бля, на хуй!
Пашка положил трубку и ошарашено посмотрел на Леху, который привстал с дивана и, удерживаясь на правом локте, тупо смотрел на Пашку.
— Кранты, — пояснил Пашка, — какой-то хрен звонил, наезд такой! Насчет этих бабок. Она что, подключила кого-то?
— Да чего ты паришься, бабки-то есть, — резонно сказал Леха, с трудом поднимаясь. — Позвони ей, забей стрелу и все.
Пашка успокоился. Действительно, чего париться по этому поводу, деньги есть, надо смотаться за ними и все. Он набрал телефон этой суки, Леночки. Никто не поднимал трубку.
— Нет никого, — крикнул он Лехе, сливавшему мочу в туалете. — Никто трубу не берет.
— Ну, мало ли куда она... А, фиг с ним. Сколько времени сейчас? Девять... Ой, башка как болит, — Леха присел на стул, оглядывая остатки вчерашнего пиршества. Кое-что еще оставалось. Он налил в две рюмки, взялся за одну.
— Давай, — предложил он Пашке, — давай полечимся!
— Не-не, — Пашка замахал руками, — гадость!
— Да ладно, давай! Че мне, одному, что ли пить? Сейчас сразу башка на место встанет, давай, — и Леха протянул Пашке наполненную до краев рюмку.
Пашка рюмку взял, его передернуло.
— Ты, главное, не нюхай, — посоветовал ему Леха, — р-раз, и все!
— Дай хоть запить чем-нибудь, — попросил Пашка, — вон «фанта» стоит, дай.
Леха протянул ему бутылку с «фантой», они стукнулись рюмками и выпили.
— Не надо только такое лицо делать, — сказал Леха, — можно подумать, ты кислоту пьешь.
Пашка поставил посуду на пол, рядом с диваном, откинулся на спину. Водка действовала. Пришлось закурить. Дым пластами поднимался к потолку, пахло чем-то прокисшим.
Пашка сходил на кухню, попить простой водички из-под крана, посетил туалет, и вернувшись в комнату, был награжден еще одной рюмочкой. Снова выпили.
— Чего-то рано мы подорвались, — сказал Леха, укладываясь на скрипучую раскладушку. — Можно еще покемарить пару часов.
— А за бабками ехать? — по инерции засуетился Пашка, сладко зевая. — Этот сказал, в час приедет.
— Ну поедем, часов в одиннадцать встанем и поедем, как раз успеем...
Тема вертел по сторонам коротко остриженной башкой, а за окном болталась его правая ударная рука. В пальцах была сигарета, но на самом деле Тема курить не хотел, просто делать в дороге нечего. И поэтому курил, в основном, ветер. Можете считать это каламбуром, а можете считать это игрой слов, но только за рулем сидел худощавый парень, которого все звали Ветром. И неудивительно, потому что фамилия у него была красивая, похожая на актерский псевдоним: Ветров.
— Ветер, — сказал лениво Тема, — куда ты, бля, разогнался? Вчера видел в "Дорожном патруле" — чуваки на "саабе" гробанулись?
— Насмерть? — спросил Ветер.
— А ты че, не видел? — обрадовался Тема, — ну, ежкин корень, там капец вообще! Прикинь, они на даче набухались, два чувака и две телки, тоже синие, короче, в дупель; и по Алтуфьевке как порыли — там, прикинь, мент базарил — сто девяносто шли, подрезали всех. Короче, вынесло их на тротуар, ха-хха, бля, народ сваливать, а они в столб. Так прикидываешь, Ветер, тачку пополам порвало, всех поубивало, а водила вылетел через стекло и, это, отделался царапинами и синяками. Сидит такой, лыбится, мудак — синий же.
— Значит водиле по фиг? — спросил весело Ветер. — Ну а хрена тогда мне ссать, Темный? А на вашем месте, дорогой друг, я бы пристегнулся.
— Иди ты к едрене фене с такими приколами, — загоготал Тема.
Теме было весело, Теме было хорошо. Да ему всегда было весело и хорошо. И в школе, и в армии, и сейчас. Такой уж человек он был. Ростом — два метра без двух сантиметров; весом — центнер с лишком. Но лишком жирок был — от пива с угрем копченым, от шашлыков с водочкой. Но он, жирок, Теме только массы добавлял. В армии он на спор, однажды, прапорщику Абдурахмонову тяжелое сотрясение мозга устроил с одного удара. А сейчас бы он этого прапора просто бы убил. Да и не стал бы он его бить сейчас, козла, а вытащил бы своего верного "токарева" из широкого кармана и тут же завалил. Тема коснулся левым локтем пистолета. Прикурил еще одну сигарету и глянул на Ветра. Хороший Ветер парень, подумал Тема.
Ветер был гораздо умнее Темы. Настолько умнее, что никогда не давал Теме заподозрить этого. Не было у него ни пудовых кулаков, ни богатырской стати, но если бы стали вдруг биться Тема с Ветром не на жизнь, а на смерть, хоронили бы Тему. Ветер всегда в драках был хладнокровен, от боли отключался, а от противника хотел одного — воя, крови и смерти. Он очень любил боль, чужую, конечно. Да мало ли у кого какие недостатки? Ветер свои не афишировал, резонно считая, что чем меньше о нем знают, тем спокойнее ему будет.
Он покосился на соседа; вот же урод! Жуткая рожа! Но, в принципе, парень неплохой. Тупой, понты кидать любит когда надо и когда не надо, бухает без тормозов. Нормальный парень. Пусть тупой, зато впишется, если что, даже думать не будет, проверено.
Блядь, и ему этих бабок, которые мы имеем сейчас, выше крыши. А у меня крыша выше, плюнул во встречную машину Ветер. Все равно он все бабки по кабакам просирает.
Вот так вот Ветер вращал рулевое колесо, а тем временем думал, что Теме столько денег слишком много. Не подумайте, что Ветер собрался Тему за эти деньги застрелить, нет-нет! Просто отмечал временную несправедливость судьбы. Просто ему, Ветру, нужно гораздо больше в этой жизни, чем Теме. И это Ветер очень хорошо понимал. Поэтому ему не всегда было хорошо и весело.
Шульгин проснулся от голода. По пути на кухню глянул на часы — три. Хорошо поспал, подумал Шульгин. А между прочим, это полезно для организма.
Надо наведаться на службу; хоть отпуск и начался, но пока я в Москве, подумал Шульгин, все ж таки интересно, как там дела идут. Тем более, наметился напряг какой-то у шефа с этим Грибановым. Напряг давно наметился, ожидать всего можно.
Были у Шульгина кое-какие мысли по поводу дальнейшего развития отношений между двумя друзьями-бизнесменами. И может быть это было главной причиной тому, что Шульгин не в Анталии какой-нибудь пузо на солнце греет, а в душной столице стоит на кухне и яйца куриные варит.
Тут Шульгин вспомнил — внезапно — о Романове. Как можно было забыть? Вот память что творит, совсем плохая стала. ладно, подумал Серега — ем, и на работу, отлавливать Петровского.
Голод рождает аппетит, а аппетит — признак хорошего здоровья. Люблю я свой обмен веществ, подумал Шульгин, нарезая хлеб.
"Чероки" это круто. Но кроме того, это быстро. Доехав от Каланчевки до Сокольников за четверть часа, Ветер остановился перед "МакДональдс", послал подростков за чизбургерами, а сам повернулся к Теме и уточнил:
— Ну что, Тем, сразу в Перово?
— Ты, ну че ты, Ветер, — заобижался Тема, — ну договорились же, че ты заднюю включаешь?
— Давай бабки завезем сначала, — не веря в это сказал Ветер.
— Ты, да не обламывайся, фигля бабки, по дороге же, тем более, — продолжал гундеть Тема.
— Ладно, хрен с тобой, — согласился Ветер.
В окно просунулись пакеты с "быстрой едой", за ними проник хлипкий кулак с зажатой в нем сдачей.
— Оставь себе на гондоны, — пошутил Тема, которому стало еще лучше, чем было, и получил в награду порцию детского подобострастного смеха.
Пашка проснулся, словно его пнули. В голове шумело, перед глазами будто шторы висели.
— Сколько времени?! — крикнул он и Леха недовольно открыл глаза.
Пашка метнулся к часам, не обращая внимания на мутную волну, которая в нем тут же поднялась. Была половина третьего.
— Бля, опоздали за бабками съездить! — снова крикнул Пашка, окончательно проснувшись, — сейчас же этот чувак приедет.
— Ты это... — попросил его Леха, — не ори так, а? Ну приедет чувак, так и скажешь — привез парень деньги, лежат там-то и там-то, надо съездить взять...
Но Пашка его слушал в пол-уха, не нравился ему сегодняшний расклад, ой как не нравился. Четко вспомнился утренний разговор — отморозок какой-то звонил, не иначе. Надо этой Лене позвонить срочно, проявиться...
Пашка набрал впечатавшийся в память номер, подождал. Никто трубку не брал.
Ехал джип по Русаковской. Ехали в джипе Ветер с Темой. Сегодня они получили в банке деньги. Каждую неделю они получали деньги — Ветер был генеральным директором, а Тема — главным бухгалтером фирмы "Форпост". Фирма занималась охраной. Крепкие, боевые парни — сотрудники фирмы — несли нелегкую службу с ТТ в кобуре и с пейджером в руке, охраняя десятки других фирм от таких же крепких и боевых парней; тоже, кстати, охранников. А за это охраняемые перечисляли по десять процентов от прибыли на счет фирмы "Форпост". Денежки копились, пока не приезжали Ветер с Темой и не обращали безнал в нал. И сегодня, на заднем сиденье валялся тонкий кожаный портфель, в портфеле был пластиковый пакет, а в нем — доллары. Ровно сто тысяч, десять пачек купюрами по сто баксов. Как всегда. В общем, рутина, производственные будни.
И всегда они ехали от секретного места, где рубли превращались в доллары, прямиком в не менее секретное место, где доллары превращались в рубли. Отдавали Пал Василичу и уезжали по делам.
Но в этот раз Тема, как только Ветер его забрал из дому, стал гундеть про свою сестру, про долги. Короче говоря, пару месяцев назад, какой-то хрен, какой-то Паша, взял у сестры Темы две штуки баксов, на месяц. Месяц прошел, а бабок нет. Оказывается, Паша брал для друга-приятеля, друг куда-то исчез. Паша с него расписку не взял, а сам, дурашка, написал. Говорит бедной сеструхе — подожди мол, неделю еще, отдам деньги. Сестра брату пожаловалась. Попросила припугнуть чувака. Ветер пытался Тему на слабо взять, мол, прошло то время, когда мы долги вышибали, тем более, две штуки всего-то. А Тема уперся — дело принципа, дело принципа… Вот и едут они уже по Сиреневому бульвару, а Тема толстым пальцем в мобильный телефон тыкает:
— Але! Паша, ты? Это Тема. Ты помнишь, че я те говорил? Угу. Молодец. Че? Ты, ладно гундеть, давай, короче, спускайся во двор. Че? Не, ты че, не понял? Я тебя сам узнаю. Все, давай.
Паша положил трубку, бледный. Прямо-таки потел страхом. Посмотрел на Леху. Больше всего на свете Паше хотелось сейчас, чтобы Леха вынул из кармана эти две штуки и дал ему. Чуть меньше хотелось закрыть квартиру и тут же уехать из Москвы, например, в Хабаровск. Но в Хабаровске ему делать было абсолютно нечего. В животе сгустился холодный ком, глаза забегали по комнате, но делать было нечего — если не пойти, будет еще хуже.
Единственное хорошее во всем этом, что деньги действительно есть. Надо сразу сказать, чтобы не было всяких недоразумений.
Леха сидел за столом, за которым до трех утра праздновали встречу. Стол был вонюч и липок. Перед Лехой стояла рюмка водки, и долгожданный гость быстро прожевывал вялый огурец, чтобы жахнуть ему вслед эту самую рюмку.
Паша медленно пошел к выходу.
— Ну, я пошел, — сказал он, обернувшись к Лехе, страстно желая, чтобы тот пошел с ним.
— Вы-ы-а, — ответил Леха, кивая.
Паша отпер дверь, прошел к лифту, вдавил кнопку — ощущая себя жертвой. Мыслей в голове не было. не любил очень Пашка такие ситуации, когда надо объяснять, оправдываться. Тем более, действительно ведь виноват, столько протянул с отдачей. Хорошо, хоть есть что отдавать. Надо было вчера дозвониться Ленке.
Леха втиснулся между закрывающихся створок, продолжая жевать.
— Я ж тебе сказал — выходи, я сейчас, — засмеялся он, — не ссы, прорвемся.
Паше стало полегче, хотя он не представлял себе, чем Леха может ему помочь. Разве что морально. Лифт ехал вниз слишком быстро.
Джип остановился посредине двора, перекрыв едущей сзади "копейке" дорогу. Автолюбитель, посмотрев на затылок Темы, развернулся и поехал в объезд. Тема хмыкнул и выбрался из машины, обошел ее и сел на капот.
— Продавишь, слон, — для порядка гаркнул Ветер.
Тема открыл было рот, но тут из подъезда вышел Паша, сразу видно, что он — рыло виноватое — и с ним какой-то черный. Тема рот закрыл. Ветер распахнул дверь, сел боком на сиденье, закурил.
— Ну, здорово, Паша, — сказал Тема, — рассказывай.
— Добрый день, — заулыбался Паша, улыбка была жалкая, — ну что рассказывать — я же Лене уже говорил: меня попросил один парень, выручить, а я ведь с Ленкой в одном классе учился, спросил у нее…
— Это я знаю, — сказал Тема. — Ты когда должен был баксы отдать?
— Месяц назад, — сказал Паша, потупясь как пионер у директора в кабинете. — Ну так сейчас все уже нормально, бабки...
— Ты, чувак, не шаришь, по-моему, — стал расходиться Тема.
Ветер улыбался.
Тема выставил перед собой палец:
— Тебе дали бабки, под нормальный процент, как человеку, а ты, сука хитрожопая, решил кинуть Ленку, да? Молчи, бля! Завали хлебало! Короче, не хрен с тобой базарить, через три дня отдашь пять штук! Хата есть? Хату продавай! Счетчик пошел!
Пять штук!
Пашка попытался говорить спокойно:
— Ну все уже, деньги есть, я брал две тысячи, вот мне их привезли, все нормально, я их сегодня отдам. Я звонил Ленке, ее дома...
Тема сплюнул:
— Ты, русский язык понимаешь? Брал две. Отдашь пять. Через три дня. Козлов учить надо!
— Ну это же не я деньги профигачил! Давай я тебе объясню, — возмутился наконец Паша.
Тема навис над ним, схватив за майку на груди:
— Ты че, козел, бля, офигел напрочь, сука потная? Да мне по хрену, кому ты там дал, понял? Бабки где, пидор! Тебя че, отпетушить тут? А?
— Ну ни ху… — не успел проговорить Паша, еле стоя на дрожащих в коленках ногах, как Тема воткнул ему в нос свой кулак.
Паша схватился за руку и получил коленом в живот. Бабки вскочили со скамеек, и с криками "Вызывайте милицию!" сгрудились вокруг, жадно глазея на экзекуцию.
Из носа у Паши потекла горячая струйка, и как с хорошо сваренного яйца скорлупа, слетели десять лет спокойной жизни; он снова оказался в армии. В армии он дрался часто, большей частью успешно, и почувствовав соленый, металлический вкус во рту, рванулся от Темы, оставив бегемоту кусок майки.
Нога его полетела Теме в тупую голову. Все равно как в футбол баскетбольным мячом играть — ударился ногой Пашка об Темину голову, а Тема сел обратно на капот. Из джипа полез Ветер, губы в линию.
Тут-то Леха и включился в беседу. Выхватил из брючного кармана давешний газовый "вальтер комбат" и в Тему — бах! бах! Прямо в его некрасивое лицо. Эффект у газового пистолета был поразительный — глаз у Темы исчез, из дыры, словно кран зажали пальцем, брызнула кровь; бровь повисла. Тема согнулся перочинным ножиком и упал. Ветер назад рванулся, за пистолетом, руку в портфель с баксами запустил — там у него "макаров" был, с разрешением, все чин-чинарем. Но Леха прямо в стекло еще два раза выстрелил, обвалились кубики, Ветер заорал, руками голову обхватил, а пальцы краснеют.
Что за черт, пронеслось у Паши в голове, что за газы зловредные такие?
Но Ветер не сдался, и Леха на него прямо прыгнул, Пашка стал заднюю дверь рвать, не может открыть!
— Леха, валим! Леха! — орет.
А Леха Ветру по голове своим "вальтером" колотит.
— Хватит! Хватит!!! Мудак! — потянул его из джипа Пашка, вытянул — в правой руке окровавленный пистолет, в левой — окровавленный портфель. Вроде бы сирена вдалеке запела. Бабки орут. С балконов, из окон сограждане свесились, какой-то шустрый очевидец видеокамерой блестит. Коты разбежались от шума по деревьям. Тема на боку лежит, в черной пыли, от него по скосу к футбольному полю струйки текут — и крови, и мочи. Лето, июнь, три часа пополудни и пополудни же тридцать минут.
А Пашка с Лехой только что у машины были, и вот уже в Измайловском лесопарке они, а вот уже в Южном Измайлово; и все бегом, и все закоулками. Наконец они забрались на чердак девятиэтажки и посмотрели друг на друга.
— Что у тебя за пистолет? — спросил тихо Пашка, — что за патроны?
— Дробь, — спокойно ответил Леха, дребезжа зубами, — дробовые патроны оказались.
— Как оказались?
— Я з-забыл, — Леха сел на продавленный ящик. — А теперь мне кранты. Из-за тебя, кстати.
Паша молчал.
— Какого хрена ты молчишь, мудак?! — заорал Леха, — ты что, бля, не понимаешь, в какую мы фигню влезли, а я особенно? А? Из-за тебя влезли! Я же завалил этого бугая, меня теперь в розыск объявят, я и до дому не доеду, с поезда снимут! Там столько народу было — выпасли, сто пудов!
— Не ори, — взвился Пашка, — тихо, ишак!
Леха полез за пистолетом.
— Тихо, — повторил Паша, — давай без крика. Давай обсудим все, что дальше делать. Успокоимся и решим. Как два разумных человека.
Леха смотрел на приятеля, и ему очень хотелось верить, что Пашка придумает что-нибудь толковое.
Артем стоял, глядя на проносящиеся перед ним автомобили. Как много стало в Москве иномарок, подумал он. Himmeldonnervetter! Раньше, году в восемьдесят втором, если бы какой-нибудь «фольксваген-гольф» заехал к нам во двор, вся улица сбежалась смотреть.
Артем вспомнил двор, в котором вырос. Недавно заходил посмотреть, никого из знакомых не встретил, ну и к лучшему. Двор весь в мини-гаражах, как их... «ракушки», надо же. Довольно точно названо. что-то строят, выкопали котлован прямо посередине двора, вырубили все липы.
Артем вынул сигареты, закурил.
Рядом с ним остановилась вишневая «ауди», из открытого окна показалась голова Шестакова. Голова ничего не говорила, глядя солнцезащитными очками прямо на Артема.
Тот влез в удобный салон, поздоровался.
Шестаков протянул ему плотный пакет.
— Тут все, что нужно. Сам увидишь.
— Хорошо, — сказал Артем.
— Так ты когда позвонишь?
— Скорей всего вечером. Крайний срок — завтра, утром, — ответил Артем, выбрался на улицу и с силой захлопнул за собой дверцу.
У водителя непроизвольно дернулась щека. «Ауди» влилась в автостадо и пропала.
У-ти, какие мы нежные, подумал Артем про шофера и, засунув пакет в объемистый карман куртки, пошел ко входу в метро.
Чуть позже, Артем сидел за столиком, глядя в сторону стойки. С высокого табурета свешивалась роскошная задница, покрытая светлыми, явно крашеными волосами.
— Вот подруга хайр себе отрастила, — услышал Артем реплику соседа справа, там сидела веселая компания молодых людей, усиленно поглощавших «Баккарди» с колой.
Несколько грубовато, подумал Артем, а по существу верно. Подруга постаралась — и хайр отрастила себе, и жопу гигантскую, если бы не дела, можно было бы и познакомиться. Вроде одна сидит. А может, работа у нее такая? Да хоть бы и работа, какая разница? Что так сотку-две высосет, что так. Если блядь, так хоть отдашь две сотни, и без вопросов, без ухаживаний глупых — сунул, вынул и пошел. А так еще будет кочевряжиться, придется слушать истории разные брехливые, тупорылым шуткам смеяться...
Где же Игрек? Всегда он опаздывает.
Я понимаю, продолжал лениво беседовать сам с собой Артем, я понимаю — человек проверяется. Надо бы и мне поостеречься. Мало ли что у него на уме. Он же ненормальный. Придумал какой-то кодекс бусидо себе. У него мания величия, это совершенно точно.
Интересно, кем он раньше был, небось спецназ какой-нибудь, черные береты, красные трусы. Кстати, как он время проводит в Москве? Ведь уже вторую неделю тут...
— Привет, Артем, — прервал его мыслей ход тихий голос.
Игрек присел на свободный стул рядом.
— Как жизнь? Как успехи?
— Привет. Да все хорошо. что может быть плохого?
— Ну ладно, давай к делу. Времени нет.
Артем указал глазами на кейс, прислоненный к ножке стола. Игрек кивнул.
— Как договаривались, — спросил он, — двое?
— Пока один, — ответил Артем, — там бумаги только на него. По второму завтра выяснится. Ты с этим решай тогда, а по второму завтра надо нам с тобой встретится.
Игрек быстро взглянул на него.
— Идет. Ну ладно, пошел я. Не скучай.
Он встал и быстро вышел из паба, унося с собой кейс.
— Пока, — сказал ему вслед Артем и направился к обладательнице двух замечательных вещей.
Ветер очнулся, можно сказать, от сильной головной боли. Ничего не было видно. Он попытался потрогать руками свое лицо, но и руки не двигались.
"Ослеп! Я слепой, — прожурчали в голове у Ветра невеселые быстрые мысли, — парализованный! Бля, какая радость!"
Но Ветер ошибался. На самом деле это его врачи так круто обработали. Забинтовали голову туго, руки зафиксировали. Впрыснули в тело бандитское добрую пинту наркотического дурмана.
Повезло Ветру, неслыханно повезло. Видно мамаша его, пока ветер у нее в животе плавал и развивался, очень много кальция потребляла. Поэтому у Ветра голова получилась на удивление крепкая.
Две дюжины дробинок эту замечательную голову не пробили, а скользнули по лбу и унесли в сторону Измайловского лесопарка кусок загорелой кожи и половину правой брови. Сделал неизвестный лох Ветру конкретный пробор посреди шевелюры.
Ветер аж зубами заскрипел от злости, задергался на кровати и тут же услышал, как кто-то дробно прошагал к нему и придержал за плечи.
|
