|
титул
|
1991. Август
Старший лейтенант Романов, держа на коленях «сферу», поглядывал на небо. Замечательная погода! Ни тучки, ни облачка. Романов оглянулся — все нормально, ребята ждут. И Романов ждал. А командир что-то не ехал. Хреново вот так, не имея четкого приказа, сидеть в полной гоевой готовности и где — не в Паншерском ущелье, а в ста метрах от Рублевского шоссе.
Вчера, восемнадцатого, в восемь часов вечера, получив приказскрытно выдвинуться в ту самую растреклятую точку, где он сейчас и находился, и ожидать там дальнейших распоряжений, старший лейтенант Романов не мучился догадками, зачем это нужно, он просто обеспечил выполнение приказа. Всю ночь небольшой отряд из четырех человек просидел под деревьями, как ежи в лесу, так и не дождавшись пресловутых дальнейших распоряжений. Только в восемь утра с Романовым связался его командир, майор Нефедов, и важным голосом, по которому чувствовалось, что он сам ничего не понимает и не знает, отдал приказание продолжать ожидание дальнейших распоряжений.
Вот Романов и ожидал, а бойцы спали. Странен был выбор снаряжения — помимо обычного боекомплекта, их навьючили тремя гранатометами «Муха» и лазерным целеуказателем. Романов догадывался, для чего в ста метрах от рублевского шоссе могут понадобиться гранатометы. Что ж тут сложного? Тут любой бы догадался. Кто-то поедет и не доедет. А Игорю все равно — кто поедет, куда и зачем. Романов хмыкнул. Он далеко не тупорылый солдафон, который кричит на каждом углу о том, как сладостно выполнять приказания вышестоящего командования. Нет, приказ есть приказ, его надо выполнять, но подумать о целесообразности можно?
— Игорь, — раздался хриплый шепот сзади.
— Чего тебе? — отозвался Романов.
— Новостей никаких?
— Никаких. Но вы вставайте, нехрен разлеживаться.
— Да встаем, встаем.
Через минуту к Романову присоединился Витек, похожий на медведя, зачем-то напялившего камфуляж.
— Ну, бля, в натуре, командир, че мы тут х...ей занимаемся, всю ночь просидели — ни хрена не известно.
— Ты что, не выспался? — недовольно спросил Романов. — Помолчать не можешь?
— Могу, — буркнул Витек и замолчал.
Романов в бинокль разглядывал проезжавшие машины. Машины как машины. Было ужасно скучно. За спиной шушукались оставшиеся два сержанта. Внезапно зазуммерила рация.
— Двенадцать-восемьдесят шесть, — ответил Романов.
— Слушай, Романов, — недовольно прошипела рация голосом майора Нефедова. — Хрен с ним, с этими цифрами, развели демагогию. Перейди на оговоренный канал.
Романов перешел.
— В течение пятнадцати минут мимо вас должна проследовать группа легковушек. Две «волги» черные и «жигуль». Одна «волга» с мигалкой. Эту машину нужно уничтожить. Потом отходите, в случае преследования действуйте по обстановке. Вернетесь на базу, никому ни гу-гу, сразу ко мне. Все ясно?
— Так точно, — бесстрастно ответил Романов.
Майор помолчал. Потом кашлянул и сказал:
— Тогда выполняйте. Удачи.
Романов довел задачу до вверенного ему личного состава. Никто не произнес ни слова, Витек Богданов открыл смрадную после вчерашнего пасть, но встретившись взглядом со старлеем, немедленно ее закрыл.
Нечего обсуждать. Приказ.
Романов не задумывался над тем, кто именно может оказаться в «волге» с мигалкой. Какая разница? Пешкам не могут видеть всю доску, их задача — убивать и умирать.
Быстро заняли позицию, Константинов и Мартыненко изготовились с гранатометами, расположившись метрах в двухсот друг от друга, Богданов примостился рядом с Игорем, потыкал подствольником воздух и затих.
Ждем-с...
Минут через пять ожила рация.
— Алле, — каким-то бесшабашным голосом сказал майор Нефедов, — Игорь?
— Я, — ответил Романов.
— Отбой. Сворачивайтесь и возвращайтесь на первую базу. Потом сразу ко мне. Все ясно?
— Так точно, — сказал Романов и отключился. Он почувствовал сильное разочарование. Такое бывает, когда приготовишься что-либо делать, хорошо приготовишься, и выясняется, что ничего делать не надо.
Ехали обратно молча, только один раз Богданов гнаклонился к Романову и спросил:
— А нас не грохнут, командир?
Романов пожал плечами.
Романов позвонил Сереге 22-го августа, когда все бегали радостные по Москве и крушили памятники. Позвонил сразу после похорон — пока Игорь, вместе с боевыми товарищами, трое суток болтался как дерьмо в проруби, ожидая чьего-нибудь приказа, Инна Николаевна умерла.
Похоронив ее, Игорь хотел перехватить где-нибудь врага — а он уже вплоне определенно винил Серегу во всех горестях, обрушившихся на свою семью — и грохнуть его. Все равно уезжать — Романова переводили на Кавказ, в Абхазию. Но Игорь совсем не чувствовал злости, он был подавлен и ограничился телефонным звонком.
— Я тебе хочу сказать одну вещь, — тихо проговорил он, когда Серега поднял трубку и не давая тому вставить слова, — моя мать умерла три дня назад, отец из-за тебя застрелился, но у меня нет сейчас времени с тобой, сукой, разбираться. Но я приеду в Москву, а когда — ты не узнаешь, и тогда, пидор, ты сдохнешь. И ты, и твоя сука...
Шульгин со злобой и страхом посмотрел на пищащую трубку. Вот мудак проклятый, что же делать теперь? Ну ладно, что делать, купить ствол надо и ходить с оглядкой.
Успокаивая себя, Серега понял, что действительно испуган. Если человека хотят убить, то этому очень трудно помешать, особенно, если ты не депутат, или еще какой хрен с бугра.
А Романов, почувствовав некоторое облегчение после своего монолога, почувствовал и страх бывшего друга, он усмехнулся — если Шульгин не скроется из Москвы, то его жизнь — вот она, подходи и бери.
Прав был товарищ Сталин, подумал Романов, не стоит бросаться с ножом на горячее говно, пусть остынет.
вверх | дальше
|
