|
титул
|
1991
Но Шульгин не собирался почивать на лаврах. Да и кто бы ему дал? Лера бы точно не позволила, впрочем она служила таким нежным тормошителем при Сереге, который якобы нехотя позволял ей это.
Заканчивая последний курс, Шульгин разрывался между учебой и бизнесом. Под его началом работал десяток мастеров — собирали компьютеры по индивидуальному заказу. Дружба с Петровским продолжалась, хотя тот все больше и больше углублялся в пучину большого бизнеса. Уже вошло в обиход понятие «новый русский», уже появились они, родимые, и Петровский очень хотел быть одним из них.
Лера подумывала над тем, что будет делать после окончания универа. Работа по распределению в ее планы не входила. Шульгин неоднократно говорил, что ей прямая дорога в его фирму, например, любимым руководителем, Лера отшучивалась, тогда Серега рычал, что вообще не позволит жене работать.
— А вот против этого я не имею принципиальных возражения, — говорила Лера. — Это мне нравится. Если серьезно говорить, я скорее всего, дома больше пользы принесу, потому что работать мне лениво. Лажанулась я, Серго, с выбором профессии. Я с третьего курса от программирования корчусь.
— Вот и чудненько, солнце мое, — поощрял ее Серега, — муж денег добудет, а не будет денег, будем в шалаше жить, кору с деревьев есть! Любовь все победит.
Весной совсем стало не до бизнеса. Хорошо, выручал, как это не странно, Пашка. Они с Серегой удивлялись — как так родители подгодали, что в один год старший брат заканчивает университет, а младший — школу. Пашка часами сидел у Сереги, мучая компьютер, в результате, методом самотыка (трудно было добиться у старшего брата каких-бы то ни было объяснений — из-за вечной занятости и из-за врожденной вредности), потому Пашке приходилось самому постигать азы компьютерной грамотности. Начал он, правда с того, что отформатировал винчестер, но потом дело пошло, и к весне Пашка знал компьютер лучше брата. Лера дома много времени проводила, ей не в лом было деверьку объяснять то немногое, что оставалось у нее в памяти после лекций.
Хоть это на сказку немного похоже, но очень, очень быстро Пашка стал ваять вполне работоспособные программы. Шульгин загнал его пару раз к себе на фирму, Пашка артачился, потом примирился. А чуть позжу его за уши было не оттащить от прекрасных людей, что там собрались. Попав в компанию компьютерщиков, Пашка почувствовал себя как рыба в воде. Ни курсов, ни книг по новейшему софту не было, поэтому единственным эффективным способом обучения была практика. Когда тебе показывают и объясняют, все усваивается не в пример легче, чем самостостоятельно.
Пашке осенью светила армия, все ему объясняли, что он нее нужно откосить, что терять два года — преступление. Пашка был с ними согласен, но из-за природной лени (вот кого Лентяем нужно было прозвать) не то, чтобы предпринимал какие-шаги, а ленился даже думать о том, чтобы предпринять что-либо.
Серега не сомневался, что Пашка сможет поступить в университет, на его же факультет. Преемственность, блин. У Шульгина в голове вызревал достойный план — жена, брат и он работают на одной фирме, дети народятся, тоже будут работать, а внуки народятся, куда ж им идти?
Такая идиллия продлилась недолго.
Пришло лето красное, Пашка пропал. Мать прибежала к Сереге, вся в слезах, рассказала ужасные вещи. Оказывается, скрытный братец влип по-крупному.
Началось все с книг Карлоса Кастанеды. Какие-то школьные друзья дали пашке почитать бледные ксерокопии о жизни и подвигах нагваля Дона Хуана. И произошло это, к несчастью, в самое уязвимое время — в 17 лет. До этого подросток бы просто не понял зауми, прочел бы название, и успокоился. А взрослый человек уже бы сознательно отложил в сторону, прочитав и сделав выводы — подходит ли ему Кастанеда в качестве наставника-бенефактора, или не подходит. А в семнадцать лет... Уже можно понять, но сложно оценить. Вот Пашка и поехал на Кастанеде. Стал шариться с такими же любителями непознанного по странным квартирам, пропадать надолго. С Серегой он на эти темы не говорил, потому серега ничего и не заметил. А вот с матерью говорил. Сталкинг, говорит, чувство собственной значимости, сновидение... Мать подумала — ну ладно, сталкинг, так сталкинг. Серега вон тоже фантастику любил в детстве.
А потом стал Пашка приходить вечерами с большими глазками, ложился на диван в своей комнате и хихикал. Муха пролетит — смешно Пашке. Услышит Пашка, как Пашка смеется — умора.
Родители вычислили Пашку недавно, и нет бы — сказать Сереге, сами решили разобраться. Ну, кастанедчик юный выбежал из квартиры, и вот уже три дня — ни слуху, ни духу.
Серега пообещал матери найти брата — прямо как в индийских фильмах.
Проводив мать, он сел на кухне, налил себе чаю и задумался: а где же искать пропавшего братца? Первым делом нужно обзвонить его друзей-идиотов. Кто-то же должен знать наверняка о том, где они тусуются. Серега пожалел, что не расспросил об этом мать, потом набрал номер, к телефону подошел отец. Отец выдал ему два номера, Серега позвонил. По одному номеру не отвечали, зато со второй попытки повезло. Наглый мальчишеский голос спросил:
— Ну, че?
— Роман? — спросил Шульгин.
— Да, — ответил Роман настроженно. — А что?
— Это Сергей Шульгин, брат Пашки. Я понимаю, ты сейчас, конечно, будешь его отмазывать, что не знаешь где он, с кем он, но я тебе, Рома, от души советую такой фигней не заниматься, потому что я тебе не буду рассказывать о дружбе, верности, а просто приду и дам в репу, никакие мама с папой тебе не помогут, понял?
— Не, я не понял, да я не знаю, где Пашка, что он мне докладывает, что ли? У него своя компания, у меня — своя. У нас сейчас экзамены, мне вообще не до этого.
— Экзамены, это хорошо. Экзамены — это вещь полезная. Пожалуй, не стоит тебя отвлекать от такого важного занятия. Но я тебя, Рома, убедительно прошу как старший товарищ младшего — или ты мне сейчас дашь хоть какую-то ниточку, или тебя все равно никуда не примут, сдашь ты экзамены или нет, ни в какой институт кроме Склифософского.
Было слышно, как на том конце провода Рома задумался. Послушав полминуты шмыганье и хрюканье напуганного парня, Шульгин спросил:
— Рома, ты что, умер там? Давай мне телефон какого-нибудь нового пашкиного друга и живи спокойно.
Рома телефон дал.
— Только вы не говорите, что это я дал телефон.
— Не скажу, — ответил Шульгин.
— Вы слово дайте.
— Тебе какое — пионерское или комсомольское? — нахамил Шульгин и положил трубку.
По выбитому в словесном бою телефону никто не отвечал. Шульгин собирался уже положить трубку, как вдруг услышал:
— Да-а-а?
Голос был такой, как-будто говорившего долго мутузили сапогами.
— Добрый день, — сказал Шульгин.
— Ага, — поздоровался голос.
— Костик там?
— Какой Костик?
— А Пашка?
— Пашка тут.
— Ну позови его.
— Сейчас.
Шульгин просидел пять минут с трубкой, прижатой к уху. На шестой минуте он понял, что его грязно обманули. Он немножно посвистел в мембрану, пощелкал пальцем — безрезультатно.
— Ладно, — сказал он. — Все равно победа будет за нами, потому что наше дело правое. На святое дело ведь иду — брата выручать.
Шульгин позвонил на фирму и загрузил Кирилла, самого мозговитого из всех мозгов, которые собрались у Шульгина, продиктовал ему номер телефона и в двух словах объяснил ситуацию. Кирилл перезвонил через пятнадцать минут и сказал адрес. Через час Шульгин входил в обшарпанный подъезд кособокого дома на Чистых прудах. На лестничной площадке пахло коммуналкой. Проклиная неработающий лифт, Шульгин поднялся на пятый этаж, поднял было руку позвонить, и чуть не нарвался на оголенные провода.
— Суки! — с чувством сказал Шульгин.
Легонько толкнув дверь, он обрадовался — дверь открылась. Внутри плохо пахло. Шульгин даже боялся определить чем. Откуда-то доносилась заунывная музыка. Постояв в огромном коридоре и прислушавшись, Шульгин опознал по-хорошему худого Гребенщикова.
— Десять стрел на десяти ветрах, — подпел Шульгин тихонько и пошел на звук.
За побитой жизнью дверью взгляду его открылась ужасная картина: человек десять даже не лежали, а валялись на толстом ковре. Ковер был единственным предметом мебели в квартире. Посреди ковра стоял до боли знакомый Шульгину двухкассетник, в котором и прятался сладкоголосый акын с холодных берегов Невы. Никто даже не повернул головы, чтобы посмотреть какое чудо к ним пришло.
— Духов вызывали? — спросил Шульгин.
Вот теперь все посмотрели на него.
— Так вот, духи все заняты, я вместо них. У нас там, на том свете много дел, поэтому я вас не задержу. Развлекайтесь себе дальше, отдайте мне моего брата Пашку.
Ничего не произошло. Шульгин пощелкал пальцами.
— Брата, Пашку моего, отдайте, злыдни. Куда дели?
Внезапно один из лежавших парней с утробным воем бросился на Шульгина. Тот, недолго думая, стукнул его локтем в глупую голову, подождал, пока тело упадет, и предупредил:
— Так будет с каждым. Если вы мне сейчас... Чем бы вам таким страшным пригрозить? Вы же, наверное, ничего не боитесь?
Все завороженно смотрели на него. Какая-то девочка в грязных шортах пукнула то ли от страха, то ли по велению организма.
— А-а-а, я придумал, — сказал Шульгин. — Если Пашку не отдадите, я вам кайф поломаю.
Такого смеха Шульгин не слышал даже в казарме. Люди просто бились в истерике. «Зря я это сказал, — подумал Шульгин. — Теперь от них вообще ничего не добьешься. Хотя с другой стороны, враг обезврежен». Серега шагнул в хохочущий круг и стал внимательно всех рассматривать, откидывая вонючие покрывала, куртки и прочее тряпье. Пашку он не обнаружил, зато нашел Пашкину куртку. Это его уже разозлило. Он наклонился над одним из весельчаков и схватил его за ноздри. Тот начала вырыватья, сразу погрустнев.
— Открой тайну железной дверцы, — сказал ему Шульгин. — Почему здесь лежит куртка моего брата и почему в ней нет моего брата?
— Я не знаю, — прогундосила жертва.
— А кто знает? — спросил Шульгин. — Ты мультфильм про слоненка смотрел? Вот у него тоже такой нос был как у тебя, красивый такой нос, аккуратный. А теперь слоненок своим носом бабаны может срывать с пальмы. И нос у него называется «хоботом». Ты бананы хочешь срывать?
— Нет, — прогудел будущий слоненок. — Одбуздиде меня.
— Значит, мультфильм ты все-таки смотрел. Где Пашка?
— Он у Ларисы, — сказала красивая девушка с оловянными глазами, которая тоже перестала смеяться и смотрела на пытку с неподдельным интересом. — Ему ведь больно, — продолжила она. — Отпустите его.
— А где живет Лариса? — спросил Шульгин. — А то мы, эсэсовцы, ужасно любопытный народ.
Девушка назвала адрес.
— В Строгино, значит? А почему не в Нарофоминске? Ну ладно, телефон у этой Ларисы есть?
— Нету, — сказал девушка.
— Поверю на слово. Если он у нее все-таки есть, и к моему приезду там никого не будет, я сюда вернусь и сами придумайте, в кого я вас всех превращу.
— В жаб!.. — истерически захохотала девушка.
— В отвратительных зеленых жаб, которые едят червяков, мух и неосторожных школьников, — согласился Шульгин и вышел без лишней аффектации, и направился в Строгино.
— Ну что тут непонятно? Ладно, объясняю еще раз. Ты, когда засыпаешь, должен все время помнить о своих руках. И ты обязательно, когда заснешь, поймешь, что ты спишь. Подними руки — посмотри на них, это первая ступень. И время от времени смотри на свои руки. Так ты научишься контролировать сон.
— И что? Захочу я, например, чтобы мне приснилась красивая женщина, и она мне приснится?
— Да хоть красивый мужчина. Но это все равно что микроскопом гвозди забивать — кто использует свои способности не для того, чтобы идти по избранному пути, а растрачивать их попусту, тот соответственно ничего не добьется. Дон Хуан говорил...
Звонок в дверь перебил Дона Хуана в самом начале.
— Кто это может быть, — спросила Лариса, поднимаясь и поплотнее запахивая халат.
Лариса была полной, двадцативосьмилетней женщиной со светлыми волосами, довольно миловидной, но явно не в себе. Подойдя к двери, она посмотрела в глазок и увидела молодого мужчину, который весело ей улыбался.
— Кто там? — спросила Лариса.
— Вы извините, — сказал Шульгин. — Я ваш сосед снизу, в смысле, я к ним приехал в гости, а сейчас дома никого нет. У вас там что-то не в порядке, наверное, в ванной, потому что там по трубе течет.
— Сейчас, — испуганно сказала Лариса, которая опасалась любых конфликтов с соседями, и бросилась в ванную.
Ну что она там могла увидеть после трех косяков? Она вернулась в прихожую и впустила Шульгина. Тот, нежно оттеснив ее плечом, быстро прошел в комнату, благо квартира была однокомнатной.
— Постойте, — растерянно сказала Лариса.
Шульгин, подойдя к брату, тупо сидящему в кресле, щелкнул того по носу.
— Ну как сознание, сместилось? Точку сборки уже прошел?
— Какого х... ты сюда пожаловал? — невежливо спросил Пашка.
— А вот хамить не надо, — Шульгин крепко взял его повыше локтя. — Пройдемте, гражданин.
— Отстань, отпусти меня. Что вы все лезете не в свое дело? Я эту вашу школу закончил, теперь имею я право...
— Хрен ты имеешь моржовый. Тоже мне Раскольников нашелся. Давай вставай, на уши всех поставил, урод тупологовый, у матери истерика, а он тут пыхает под Кастаньеду.
— Да как вы смеете такое говорить? — возмутилась Лариса, неслышно подошедшая сзади.
— Да вот смею, — пояснил ей Шульгин. — Между прочим, он еще несовершеннолетний.
Пашка было рванулся с кресла, но Шульгин мягко опрокинул его обратно.
— Вы что хотите сказать, — раскраснелась Лариса. — Ну вы хам!
— Я не хам, я просто констатирую факт. Это выводы, которые вы делаете, бесят вас.
Лариса опешила и не нашлась что ответить. В то время Шульгин подхватил обмякшего Пашку, который, казалось бы, смирился с тем, что придется ехать домой и объясняться с родителями.
На улице Шульгин, одной рукой голосуя проезжающим мимо машинам, а другой намертво зафиксировав брата-акробата, спросил с укоризной:
— Ты помнишь, что у тебя через два дня первый экзамен?
— Помню, — ответил Пашка. — Ну и что?
— А то, что его надо сдавать.
— Я сдам.
— Ню-ню, — сказал Шульгин.
Всю дорогу домой Пашка спал. Голова его перекатывалась по сиденью от одного плеча к другому. Шульгину стало его внезапно жаль, и он его устроил поудобнее. «Я таким мудаком не был» — старчески подумал Шульгин.
Родители повели себя на удивление умно — разнос устраивать не стали, особой радости тоже не проявили. Отец сухо сказал:
— Паша, я тебе не буду читать лекции, но я бы тебя очень просил, чтобы ты нормально сдал экзамен. Потом у тебя появится больше прав на самостоятельные решения.
— Значит, пока я еще ваш? — спросил Пашка.
Папа плюнул и ушел. Шульгин пытался поговорить с братом, но тот сидел, повесив голову и только бурчал в ответ «да», «нет», «ну», «ага». Поговорили...
— Ладно, — сказал Шульгин, — не буду я с тобой париться, все равно ты уже что-то решил. Я к просьбе папы присоединяюсь, а от себя хочу добавить — и мне в свое время, и тебе часто говорили: «Ты не для нас учишься, ты для себя учишься». Так вот, старик, в этой шутке есть доля правды. Экзамены завалишь — будешь полным мудаком. Дальше думай сам.
На этой оптимистической ноте Шульгин распрощался.
Со стороны сдачу экзаменов описать можно, но если ты сам сдаешь экзамен, это довольно трудно. Дни мелькают, голова пухнет, живот полон кофе, никотин капает из задницы. Подведи к упаренному студенту лошадь — убьет ее студент одним выдохом.
Лера состарилась на десяток лет. Трудно ей экзамены давались, а Шульгин, наоборот, бегал огурчиком. Леру так жаба задушила по этому поводу, что она однажды схватила Шульгина за самое сокровенное и спросила замогильным голосом:
— А ну-ка открой мне секрет вечной молодости!
— А нужно меньше думать, — ответил Шульгин. — Ты же знаешь, что мозг человека покрыт ужасными морщинами, которые называют извилинами, и не зря. Отчего, ты думаешь, эти морщины появляются? От того, что человек думает. Чем больше думаешь, тем круче мозг сморщивается, и тут надо иметь чувство меры, потому что у тех, кто очень много думает, он не только сморщивается, а еще начинает скукоживаться.
— У меня не получается, — сказал Лера. — Я пробовала думать меньше. Ты понимаешь, чем больше я думала о том, что нужно думать меньше, тем хреновее мне было. Скажи, Шульгин, а делают ли рентгеновские снимки мозга?
— Лера, зайчик, это называется «томограмма». Давай, тебе сделаем? Если ты так много думаешь, у тебя должен быть красивый мозг.
— У меня все красивое, — сказал Лера, и коварно набросилась на мужа.
Вот, с шутками-прибаутками, Шульгины и сдали экзамен.
Пашка вел себя тихо. Со страшными кастанедовцами не водился. Родители к телефону его не подпускали. Пашка хорошо сдал эказмены, получил аттестат. Полюбовавшись на тонкую книжицу, родители в один голос заговорили о необходимости выбора высшего учебного заведения.
— Сынок, — ласково говорила Татьяна Алексеевна, — послушай мать. Ты скажешь, что я говорю банальности, может быть так оно и есть, но любая банальность когда-то была открытием. Так вот, мать плохого не посоветует. Как бы то ни было, без высшего образования чего-то в жизни достичь гораздо сложнее, понимаешь?
— Во-первых, пока у тебя еще свежи знания, — подхватывал отец, — Во-вторых, армия на носу. ЧТобы два года не потерять, ты должен обязательно поступить, причем туда, где есть военная кафедра. К себе я тебя не зову, кафедры у нас нет, а вот в МГУ, да хоть на Сережкин факультет, — оптимальный вариант, тем более ты с ЭВМ на короткой ноге.
Пашка слушал такие увещевания каждый божий день. Будь на его месте человек, одержимый навязчивой идеей получить высшее образование, и тот бы сломался, а Пашка такой идеей одержим явно не был.
Молодая семья Шульгиных, получив дипломы, съездила к Черному морю, в нем они побарахтались, потрахались в воде как дельфины, и загорели дочерна. Домой ехали как пионеры — уставшие, но довольные.
В Москве Шульгин, посчитав себя полностью восстановившимся, с головой окунулся с свой компьютерный бизнес, Лера решила отдохнуть до зимы, и валялась целыми днями на диване с умными книжками, таким образом приводя себя в доэкзаменационную форму. Приходил к ним в гости Петровский со своей новой подругой. Петровский был важный, много смеялся над собственными шутками. Подруга Лере не понравилась — вроде бы красивая женщина, а похожа на тюленя. Шульгин с Петровским, уединившись на кухне, обсуждали, выражаясь казенным языком, дальнейшие перспективы развития совместного бизнеса.
В Москве начинался компьютерный бум. Сколько ни привозили компьютеров умные люди — все разметали как горячие пирожки. Петровскому в голову пришла замечательная идея — зачем возить из-за границы старье, тратиться на перевозку, на таможенные пошлины, если можно возить комплектующие и собирать компьютеры на месте. На компьютеры ввозная госпошлина — 20 процентов! А на комплектующие — всего 5. Почувствуйте разницу, товарищи. Да еще если количество в документах уменьшить. Да и поставщики — люди разумные, не так уж много и стоит им цены пониже написать, они же все равно свое получают, и получают отнюдь не по паспорту сделки...
Серега не возражал. Собственно говоря, он и занимался сборкой компьютеров, только в небольших масштабах. А Петровский предлагал поставить это дело на поток. Договорились до того, что у Шульгина будет столько комплектующих, сколько ему требуется, а его забота — рабочие руки и светлые головы.
Скрепив достигнутое соглашение литровой бутылкой смирновки, любезно принесенной Петровским, друзья и компаньоны расстались довольные друг другом.
Пашка-смирившийся оказался Пашкой-затаившимся. За три дня до первого экзамена в МГУ он исчез. На следующий день родители получили письмо, в котором Пашка объяснял, что уже достаточно взрослый для того, чтобы жить собственной жизнью по собственным планам, и в эти планы не входит постуление на факультет ВМК. Он встретил девушку, которая живет в Минске, и без этой девушке не мыслит своего существования. Любовь зла, полюбишь и козла. А Пашкина красавица на козла совсем не была похожа.
Родители были в шоке. Они просто не могли понять, как можно так по-детски поступать, когда речь идет о таких серьезных вещах. Но шок-шоком, а найти Пашку в Минске было гораздо труднее, чем в Москве. Тем более, что тот позаботился о конспирации, и на этот раз не оставил никаких концов. Правда, он добавил в письме, что ему можно писать до востребования. Была теоретическая возможность отловить его на почтамте, если бы Шульгин предпринял экспедицию в Минск. Но тут уж заатрачился отец. Победив сначала вчистую собственную жену, что стоило ему очередной пряди седых волос в бороде, он после убедил и Серегу.
— Хватит с ним цацкаться, — вышагивал взад-вперед по кухне как солдат на плацу, злобно говорил Андрей Николаевич. — Ему что, десять лет? Взрослый уже мужик. Своя голова на плечах должна быть. Ведь он это сделал намеренно, значит, никакие уговоры не помогут. Поймаешь его — он опять сбежит. Тут ничего не поделаешь, мать, — поглядывал он в сторону плачущей Татьяны Алексеевны. — Главное, чтобы с ним ничего не случилось. А к осени найдется.
— Да уж, найдется, — невесело сказал Шульгин. — Вот идиот! Ведь загремит в армию, теперь уже — сто процентов! Ну ладно, я служил, ничего — выжил как-то. И он послужит.
На том и порешили.
вверх | дальше
|
