|
титул
|
1988
Впервые в этом тысячелетии заканчивался январь 1998 года. Шульгин с Лерой учились на втором курсе, пакостное происшествие забылось. Только раз о нем и поговорили, месяца через три. Спокойно поговорили, камень с души упал у обоих. Серега продолжал заходить на квартиру к Романову, звонил перед этим, конечно. Инна Васильевна все сетовала, что Игорек домой приезжает пару раз в месяц, пропадает на каких-то тренировках и практических занятиях, и никак вот они с лучшим другом встретиться не могут. Серега догадывался, в принципе, на каких практических занятиях Романов пропадает, да что-то он охладел к нему.
От Александра Ивановича новости приходили обычные. Инна Васильевна по секрету сказала, что войска скоро из Афганистана должны вывести, в последние два года там практически все утихло, так что скоро товарищ полковник вернется домой, а тут ему генерала обещают, тогда станет Инна Васильевна генеральшей и сбудется ее заветная мечта.
Товар, надо отметить, которым сейчас промышлял Шульгин со подельники, был классом повыше — кассетные деки. Как уж полковник их в Союз переправлял, неизвестно, только ограничивалось их количество способностью Шульгина к их реализации. А Серега продавал, сколько мог. Катин муж с него только что картины не писал — сильно помог Серега поднять благосостояние семьи. Катя, правд, бычилась, когда на пару откровенных предложений Шульгин ответил гордым отказом, но потом успокоилась. А Сереге, особенно когда оставался с Катей наедине, было все-таки жаль, что не может он подойти к ней, положить руку на попу, да и отпежить по-дружески. Вообще-то, мог он, конечно, это сделать, только что-то мешало. Наверное, это так верность себя проявляла загадочно.
В общем, все шло, как по маслу.
Романов как-то, после очередной лекции стоял на остановке, глядя на титаническую чугунную ограду университета, и Шульгина заметил. Тот подъехал на машине, правда не за рулем, к нему сразу подтянулись то ли армяне. То ли грузины — ни тех, ни других Романов на дух не переносил — загалдели, замахали своими пакшами. Шульгин что-то им спокойно, вальяжно так, объяснил. Те сунули ему деньги, заулыбались. А потом водитель машины, на которой Шульгин приехал, вышел, а эти, дети гор, сели в ней и уехали.
«Странно», — подумал Романов, и предположения у него были самые невыгодные для Сереги.
А потом, недели через две, Игорь услышал в столовке разговор, в котором его привлекла знакомая фамилия. Точно. Говорили о Сереге. Насколько понял Романов, один парень советовал другому купить у Шульгина магнитофон. И, как выяснилось, у Шульгина можно было много чего купить.
Вот тут все стало ясно. Игорь ощутил презрение — а он до сих пор переживал. Считал себя виноватым. Перед кем? Перед фарцовщиком и его шлюхой. На мгновение Романову стало не по себе от таких мыслей. Но лишь на мгновение. Да слякоть они все. Есть настоящие люди, а есть плюшевые. Первых гораздо меньше, чем вторых, но стоят они гораздо больше плюшевых, вместе взятых. Патриции и плебеи. Только не деньгами, не происхождением и не положением в обществе теперь определяется статус. Статус определятся другим — силой духа и воли. Патриции духа и плебеи духа — это Игорю понравилось.
Ох, не зря он так немецких философов любил.
Серега, как обычно, позвонил Инне Васильевне, чтобы взять пару кассетников, не успел позвороваться, как мать Игоря разрыдалась в трубку. Как не добивался Игорь, не смог понять, что случилось.
Приехав, он застал Инну Васильевну в таком же состоянии, в каком она была получасом раньше. Она рыдала и слова не могла сказать. Наконец, отпоив ее водой, Серега узнал страшную новость — Александр Иванович застрелился.
Поганую эту весть принес его сослуживец, тоже полковник.
Оказывается, в свете новых веяний — а скорее всего, по наводке, в дивизию приехала московская комиссия, военные прокуроры и кагебешники, еще какие-то мастера наручников и любимцы Фемиды. Они молниеносно арестовали восемь человек, от сержанта-кладовщика до подполковника-зампотылу. Но главного арестовать не успели. Главным, понятное дело, был Александр Иванович. Когда в его кабинет влетели дюжие ребята, навтречу им брызнули мозги полковника.
Цепочка была хорошо отлаженной, главная трудность — доставка товара в Союз, преодолевалась легко и цинично — на «черных тюльпанах», вместе с грузом 200.
Серега молчал, не зная что сказать. Наконец он открыл рот и тут же заткнулся, увидев устремленный на него взгляд Инны Васильевны, к ужасу и удивлению Сереги, полный ненависти.
— Это ты, ты виноват! Со своими джинсами, друзьями! Ишь, как все раскрутил! Пристроился. Хорошо тебе живется. Да, сволочь?! А Саша застрелился-я...
Она осеклась, потом бросилась с кулаками на шульгина.
Тот вылетел из квартиры, как пробка.
Несмотря на то, что ему было дядю Сашу жалко душою, мозг Сереги быстро подбил бабки — кормушка закрыта.
Романов, явившийся домой через полчаса после Сереги, застал мать в таком плачевном состоянии, что ему пришлось вызывать «Скорую». Врачи сделали укол, объяснили, что сейчас ей нужен покой и уход, и удалились, оставив запах формалина и спирта.
К вечеру мать рассказала, что в смерти отца виноват больше всех Серега Шульгин, змей-искуситель.
Кубики и шарики в голове Романова мгновенно объединились в однородную, гармоничную массу. Все завертелось и зажужжало. Кавказцы, деньги, смерть отца, мать при смерти, блядь эта дешевая, которая сначала подмахивала, а потом заартачилась — все ясненько.
— Куда ты?.. — тихо спросила Инна Васильевна у захлопнувшейся со страшной силой двери.
Добежав до Серегиного дома, Игорь вспомнил, что Шульгин теперь живет отдельно, барин поганый! На поганые деньги!
Чуть не разорвав записную книжку, Романов рассмотрел телефон и, купив у какого-то мерзкого подростка горсть двушек, нашел исправный автомат.
На звонок ответила Лера.
Романов спокойно сказал:
— Здравствуй. Мне по очень срочному делу нужен Сергей. Это Игорь Романов.
В ответ он услышал короткие гудки.
Зверски матерясь, Романов перезвонил еще раз, потом еще, но теперь никто не брал трубку.
— Сука! Сучара, блядь! — заорал Романов, распугивая прохожих. Хотя, один из них, замызганный алкоголик, посмотрел вслед Романову сочувственно.
Игорь уже ехал в тачке к дому Шульгина. С трудом вспомнив номер квартиры, он через полчаса и звонил и стучал в дверь. Он явственно видел, как в глазке что-то изменилось, но никто не реагировал на стук и звонки.
— Открывай, Лера! У меня срочное дело! Мне нужен Сергей! — орал Романов, уже примериваясь, как бы половчее снести дверь с петель.
Тут из соседней квартиры вышел грузный мужик в грязных тренировочных штанах и, плохого слова не говоря, ахнул Романова между лопаток.
— Ты, сука, если сейчас не... — начал он свою грозную речь.
Игорь с разворота приложил его ногой, а потом еще и еще. Из глубины квартиры понеслись визг и лай собаки, сверху и снизу стали хлопать двери, старушечий дребезжащий голос крикнул:
— Милицию вызывайте! Бандиты!
Романов повернулся и бросился вниз по лестнице.
Удалившись от дома, где жили-не тужили гад с гадиной, Романов сел на скамейку и стал обдумывать план действий. Вскоре план был готов и Игорь совершенно успокоился. Ему стало стыдно, что почти два часа он действовал, руководствуясь одними эмоциями. Позорно!
Отец... Ясно, что он замешан в чем-то. По крайней мере, умер достойно, как и подобает оступившемуся офицеру. А был бы моряком, пришлось бы воду в ствол заливать.
Ладно, решение принято, план есть.
Теперь домой, к матери.
Шульгин, приехавший домой часов в 11 вечера, выслушал эпический рассказ о стихийном бедствии по имени Игорь, открыл для себя и для Леры по бутылочке пива и задумался. Очень хотелось поехать и разобраться с этим козлом. О чем он честно сказал Лере. Та испугалась и стала отговаривать Шульгина.
На том и порешили — нечего забивать голову. Говорили о том, что делать дальше. Конкретнее, чем деньги зарабатывать.
— Я тут уже прикинул, — сказал Шульгин. — Понятно, что главная кормушка прикрылась. Но связи-то остались. Денег будет гораздо меньше, но на жизнь хватит. В конце концов, мы нам положено быть босыми, сирыми и убогими. Мы хоть что-то прикупили.
— Это-то понятно, это-то не страшно... Главное — учеба, — хихикнула Лера.
Через неделю, в девять вечера, Романов снова позвонил шульгину. Трубку взяла Лера.
— Если ты сейчас трубку бросишь, я этого пидора выловлю и тогда...
— Что ты хочешь? — сухо спросила Лера.
Шульгин, валявшийся га кровати, сделал стойку лежа.
— Спросить хотел... Только скажи честно. Тебе тогда понравилося? Только не ври. Я же помню, что ты сама хотела...
Лера трубку не бросила. Она засмеялась.
— Ну ты и мудак, Романов. Да кому может с тобой понравиться? Ты же деревянный. Что еще скажешь, Буратино?
— Позови... Этого...
— Кого? — спросила Лера.
Серега уже брал трубку.
— Ну, что тебе нужно?
— Поговорить надо. Не бойся.
— О чем поговорить?
— Обо всем. Или так и будешь бегать от меня?
На такие вопросы отвечать нельзя. Что бы ни ответил — все равно звучит как оправдание.
— Когда и где? — спросил Шульгин.
— Да спускайся, я тут недалеко. Пока спустишься, я как раз к подъезду подойду.
— Жди.
Шульгин положил трубку. Лера открыла было рот, потом закрыла.
— Ты чего, как рыба? — спросил Шульгин. — Все нормально. Сейчас я приду.
Лера ничего не ответила.
Шульгин вышел из подъезда и увидел Романова: тот сидел на бортике песочницы прямо напротив Сереги. Нога его мелко подрагивала. Шульгин присел на бортик рядом с бывшим другом.
— Здравствуй, Шульгин, — произнес тот.
— Привет, Романов.
— Ну что, скажешь мне, с чего это отец стал такой х...ей заниматься?
— Не знаю.
— Не знаешь... Мать вот говорит, что ты предложил.
— Нет, не я.
— Значит, мать врет моя. И отец сам тебе предложил. Давай, Сергей, спекуляцией займемся. Так?
— Слушай, ты меня спрашиваешь, я — отвечаю. Не хрена тут из меня чудовище делать.
— А кто ты? Кем ты стал? Фарцуешь, бля, из-за тебя...
Тут Романов бросился на Шульгина, метя кулаком в висок. Шульгину только и оставалось, что упасть на спину в песочницу, кулак свистнул перед лицом. Хорошо, что песочница была без грибка, а то не миновать Шульгину бы сотрясения мозга. А то чего и похуже, останься он небоеспособным.
Романов, двигаясь очень быстро, ударил Шульгина по ногам, боль была жуткая. Серега кувыркнулся на зад, ощутимо стукнувшись коленками о бортик и содрав кожу с голеней.
Намечалась крупная драка.
На них глазели, со всего двора стягивались бабки, в окнах замаячили любители халявного кетча. Бабки, полукольцом окружавшие песочницу, уже начали гундосить, поступенно повышая громкость:
— Ах вы хулиганы, спасу от вас нету!
— Милицию сейчас вызову!
— Что ж вы делаете, паразиты!
— А ну-ка, перестаньте!
В последующие три секунды Романов смел Серегу ударом ноги, слишком быстрым и мощным, пнул его в бок и вытащил из кармана нож.
Бабки дружно закричали, жадно глядя на страшное зрелище.
— Это тебе не пьяного мочить, сука, — сказал Игорь и, как все любители поговорить перед нанесением последнего удара, облажался — Шульгин пауком рванулся вбок, встал.
Сереге не было страшно. В экстремальных ситуациях некоторые впадают в истерическое состояние, некоторые в ступор. Некоторые сохраняют самообладание и быстроту реакции. К последним и принадлежал Шульгин. Это потом его всего колотило, тело покрывалось потом и, перебирая отрывочные воспонимания, Серега удивлялся сам себе.
Романов, выставив нож перед собой, приближался.
— Ну и что ты собрался делать? — спросил его Шульгин.
Романов неприятно поразился спокойствию в его голосе.
— Поучу тебя, сука. Сейчас узнаешь, что я буду делать, — нервно сказал он.
Тут у Романова внезапно прочистились мозги и он представил все это безобразие со стороны — двое распаренных мужиков, топчущихся вокруг песочницы, один из них с ножом в руке, толпа любопытных бабушек вокруг, наверняка какой-нибудь доброхот уже позвонил в милицию...
Тут его размышления прервал дикий рев — справа налетал огромный мужик с монтировкой в руке:
— Не ссы, Серега, щас я... Ах ты сука, твою мать, козел!..
— Не трогай его, тормози! — заорал Шульгин, — стой, Дима, я сам справлюсь!
Мужик с трудом остановился, едва не покалечив собой зазевавшуюся старушенцию.
Романова окатило новой волной бешенства, он шагнул к Сереге, выставляя вперед руку с ножом, сделал «восьмерку», Шульгин ждал.
— Ладно, падла, потом рассчитаемся, — проворчал Романов, пряча нож, — тут народу многовато... Ходи теперь, сука, оглядывайся...
Игорь медленно пятился, кривя рот в многообещающей усмешке.
— Ты, Шульгин, еще... — тут Игорек громко крякнул и навзничь упал на землю. Упадешь, если тебе по спине от души монтировкой приложатся. Добрый Дима еще и ногой пнул лежачего.
— Бля, Димон, я же просил не влезать, — для порядка возмутился Шульгин, — что теперь с ним делать?
— А что с ним делать, щас менты приедут, заберут его нахрен на кичу, — жизнерадостно пояснил Димон, — не люблю я щеглов таких, которые с режиками по двору бегают...
Романов зашевелился, напоминая монстров из американских триллеров, которые помирают в лучшем случае с третьего раза.
— Су-у-ука... — еле слышно сказал он.
— Щас еще накачу, — пообещал Димон, поудобнее перехватив монтировку, — пасть откроешь еще, я тебе хребет в жопу забью.
Романов благоразумно промолчал, встал, потом пошел, полусогнутый. Все смотрели ему вслед. Отойдя метров на пятьдесят и почти уже свернув за угол дома, Игорь крикнул:
— Шульгин, заказывай гроб, сука!
Димон дернулся, но Серега перехватил его за руку:
— Да х... с ним, давай расходиться!
Они подошли к «жигуленку» с открытым капотом, который ремонтировал отважный Димон до своего подвига. Тут во двор въехал патрульный «УАЗ», остановился, из него нехотя выбрались два клоуна в мятой униформе. Один из них приблизился к оживленно обсуждающим перепетии недавней схватки бабушкам и спросил:
— Кто вызывал наряд? Что произошло?
— Хулюган набросился, с ножом набросился, на Сережку, из 151 квартиры, а он парень хороший, с Лерой живут они, Лера девушка хорошая, а Сережка во-он стоит, с Дмитрием... — наперебой давали старушки ценные сведения.
Быстро объяснив стражу порядка, что во время прогулки по двору на него напал пьяный хулиган с ножом, но убоявшись народного гнева, спешно ретировался, буквально за минуту до приезда милиции, Серега поднялся домой. Лера плакала.
— Ну что ты ревешь, — спросил Серега, — все благополучно.
— Долго объяснять, — всхлипнула носом Лера, — хочется плакать, и все тут. Ты цел?
— Цел, цел... — Серега сел и закурил, — ладно, думаю, этот урод теперь долго не появится.
— А лучше бы, чтоб никогда, — с надеждой сказала Лера.
— Да уж, тут с тобой не поспоришь, — согласился Серега.
вверх | дальше
|
